Офицерская честь - Юрий Торубаров Страница 19

Кутузов сидел с опущенной головой, порой было даже непонятно: не дремлет ли он? Как иногда хотелось Шувалову, рядом сидевшему, или толкнуть его ногой или ущипнуть, чтобы он послушал этот бред подхалимов. Когда высказался последний генерал, Кутузов поднял голову и посмотрел на своего соседа. Сколько он прочел в его взгляде! Разглядел даже упрек в свой адрес. Но он был не только военным, но был и отличным дипломатом. Он чувствовал настрой царя, людей — а их было абсолютное большинство, — поддерживавших царя. Он посмотрел на Багратиона, голос которого для царя не имел никакого значения, потом на Шувалова. Только их взгляды придали ему уверенность. Прокашлявшись, он сказал:

— Мы имеем фактически 50 тысяч человек. По моим данным, у Наполеона около ста тысяч. Мне непонятна эта сдача моста.

Он посмотрел на Александра. Царь заерзал на месте. Он понял, что полководец намекает на отступление.

— Вы что, — Александр привстал, — предлагаете… отступать?

— Нет, государь, я предлагаю сменить позиции. Для этого отойти от Кремса к ольшанской позиции, что южнее Ольмюца. К этому времени подойдут прусские войска. Там мы его и встретим.

Как ему хотелось сказать: «Разве вы не видите всю эту игру? Да Бонапарт вас, как несмышленых, обведет вокруг пальца. Ему выгодно сейчас напасть на нас, пока мы не объединились». Но он понимал, что эйфория победы кружит им головы. Царь, чтобы не оставлять тяжести от выступления Кутузова, сказал:

— Сегодня, завтра у Наполеона будет Гаугвиц, который и объявит ему, что Пруссия начинает военные действия.

Из этих слов было понятно, что он не желает их дожидаться. Лавры победы делить с кем-то он не хочет.

С тяжелым сердцем ехал к своим кирасирам генерал-майор Шувалов. Он, конечно, понимал и царя, и главнокомандующего. Но все же, как опытному военному, ему было ясна правота Кутузова.

— Ничего, жизнь научит слушать знающих людей, — утешал он себя.

Прибыв в расположение и взяв ротмистра Поливанова, он поехал осматривать позицию. Она была не очень удобной для наступления. Впереди были замерзшие озера. Шувалов остановил коня. Он стал представлять общую диспозицию.

«Мы хотим отрезать французов от дороги на Вену и от Дуная и загнать его в горы», — подумал он.

И вдруг в голову пришла мысль: «А где же враг?» Ротмистр подъехал ближе:

— Вы, генерал, что-то сказали?

— Поедем, посмотрим, где же французы.

— Может, возьмем охрану?

— Пока поедем за охраной, ночь наступит.

Они ехали час с лишним, никого не встретив. Правда, сбоку подходили войска. Но они шли с востока. То были свои. Впереди маячили Праценские высоты, но до них было далеко.

— Если там окажутся французы, — он показал на высоты, — боюсь, нам не устоять.

Ротмистр тоже смотрел туда. Но он был слишком молод, чтобы понимать такие штучки.

Начинался ясный морозный денек. Послышались отрывистые слова команд. То готовилась к наступлению русско-австрийская армия. При первом же натиске французы стали отступать. Царь выглядел победителем.

На противоположной стороне во главе развернувшихся войск за полем боя наблюдал другой император. А сзади стояли маршалы, готовые по первому его жесту двинуть свои силы. Он все предусмотрел, все рассчитал и только ждал момента, который он так тщательно готовил. И он настал.

Русские вошли в его ловушку. Сигнал подан. И вот огромная масса войск, оставив высоты, двинулась на противника. На русских кавалергардов обрушилась конница Мюрата. Завязалась жестокая сеча. Но не зря Бонапарт славился умением сосредотачивать войска на главных участках. На одного кавалергарда приходилось до трех-четырех французов. Русские были истреблены почти полностью.

Русские изумляли французов своей храб-ростью. Но что храбрость против картечи! Русские стали отступать. Французы погнали их к полузамершим прудам. Там, где лед мог выдержать, его разбивали французские ядра. Тонули целые полки.

Шуваловцев спасло умело выбранное генералом место. Он чуть отодвинул своих людей, и озера, угрожавшие сзади, теперь спасали, оказавшись сбоку. Русские яростно обрушились на врага. Гвардейцы, прославленные французские гвардейцы не выдержали напора кирасир, хотя и их полегло немало. Если бы все дрались так!

Шувалов вовремя заметил угрозу. Русские войска отступали, вернее, побежали, и он с остатками полка стал отходить. Ему удалось пробиться южнее озер, и тем он спас своих людей. Уходя от преследования, он заметил группу мечущихся офицеров. Он знал, что они из личной охраны Александра I.

— Где император? — подскочив к одному из них, крикнул он.

Тот только пожал плечами.

Улыбка быстро сбежала с лица Александра, когда он увидел, как густая масса французских войск обрушилась на его войска. Он в растерянности посмотрел на Франца. Но что мог сказать побледневший австрийский император, который понял все. Они стали разворачивать коней.

Зимний день короток. Скоро в темноте императоры потеряли друг друга. Александр сильно напугался, когда услышал за спиной конский топот. Сопровождавшие его несколько человек пришпорили своих коней. По лицу царя побежали слезы. Это были страх и горечь. Царь потерял самообладание. Он готовился сдаваться.

— Государь? — раздался над ухом чей-то голос.

Переполненными от слез глазами он посмотрел на всадника. «Да это же генерал Шувалов!» Он видел тогда, на совете, как он переглядывался с Кутузовым. Тогда он даже обиделся на него. Он же вернул его к жизни, сделав генералом. А он… Как все переменилось! Ах, как старик был прав! Глупо, что не послушался его!

Два дня они были вынуждены уходить от преследования. Наконец, когда стало ясно, что погони нет, они остановились в какой-то деревушке. Хозяева, узнав, что это русский царь, оказали гостеприимство. Царь впервые за это время сумел помыться и отведать простого крестьянского варева. Хозяева по этому случаю зарубили несколько кур, зарезали поросенка и козу.

Выпив пару глиняных кружек домашнего вина, отведав курицу, царь пришел в себя. Ему потребовалась встреча с Францем.

— Граф, Павел Андреевич, — обратился он к Шувалову. — Мне необходимо встретиться с императором Францем, и я прошу вас разыскать его.

Отыскавшийся Франц прямо с порога заявил Александру, что продолжать борьбу совершенно немыслимо. Александр согласился. Они прошли к столу.

— Я хочу, — сказал Франц, — просить о личной встрече с Бонапартом. Не желаете ли вы, мой брат, присоединиться ко мне?

Император задумался. О чем он думал? Может быть, гордыня не позволяла это сделать? Или вспомнил ответ Бонапарта.

— Нет, — покачал он головой.

Франц расправил усы, провел по бакенбардам.

— Жаль! Вдвоем, я думаю, легче было бы вести с ним переговоры.

Он критически осмотрел комнату. По сравнению с его покоями, это была собачья конура. Но Александр чувствовал себя в ней хорошо. Ему понравился простой крестьянский уют. Главное — было тепло. Он вспоминал тот несчастный день, где помимо всего, что обрушилось на него, он еще промерз до костей и боялся после этого выходить на улицу.