Невероятное путешествие мистера Спивета - Рейф Ларсен Страница 19

Разгребая канавы, мы практически не разговаривали. В какой-то момент отец что-то буркнул и приостановился, обводя взглядом земли вокруг, а потом двумя пальцами, средним и указательным, точно дулом пистолета, ткнул в сторону канавы за узким водотоком.

– Вон, – сказал он, как выстрелил. – Там разгребай.

Я вздохнул и потопал, куда велено. На взгляд постороннего наблюдателя все действия моего отца казались блестящим примером самобытной водознатческой интуиции, но мне уже было все равно. Я чувствовал себя ребенком-актером, поставленным для придания колорита и правдоподобия в смитсоновскую выставку на тему Западной Америки. {42}

Я разгребал. Саундтрек проигрывал звуки чавкающей грязи, короткие и резкие распоряжения отца, приглушенные порывами предвечернего горного ветра, задувавшего нам в глаза хвойную пыль. (Неужели в музеях уже даже и это научились воспроизводить?)

Я остановился на полувзмахе лопатой. Вокруг сапог заструились мутные ручейки холодной воды. Ноги превратились в острова. Вода холодила их сквозь резину сапог, но все ощущалось как-то приглушенно, и мне вдруг страшно захотелось почувствовать ледяное прикосновение воды кожей, всеми пальцами.

Домой мы ехали в тишине. С сапог на истоптанный пол пикапа сползали куски вязкой грязи. Я гадал, почуял ли отец, что что-то не так. Он не из тех, кто спрашивает: «А что это ты молчишь?» Для него молчание было удовольствием, а не признаком внутреннего раздрая.

Остановившись перед домом, он подал мне знак вылезать.

– Извинись за меня. Мне еще надо кое-что сделать. Сэкономлю нам тарелку жратвы.

Это слегка выходило за рамки обычного: отец, с его любовью к заведенному распорядку, всегда требовал, чтоб вечером за столом собиралась вся семья. Эта традиция слегка ослабла после смерти Лейтона, но все равно мы почти каждый вечер сходились все вчетвером под Линнеем и ели наши порции в тщательно культивируемом полумолчании.

Должно быть, отец заметил мое удивление – по лицу его скользнула короткая улыбка, наверное, чтоб сгладить неловкость. Я выпрыгнул из машины как был, в сапогах, таща ботинки в руке. Ужасно хотелось сказать ему на прощание что-нибудь подходящее – что-то такое, что выразило бы одновременно мое почтение и отвращение к этому месту и к нему самому. Само собой, мне в голову ничего подходящего не пришло, и я только и выдавил: «В добрый час».

Навряд ли отец смог бы сформулировать, что именно тут не так, но улыбка пропала. Из-под капота слабо пахло машинным маслом, петли отчаянно скрипели, а я все стоял, покачивая дверцу туда-сюда. Мы застряли, завязли, глядя друг на друга. Он пошевелил пальцами, показывая, чтоб я закрыл дверь. Я все смотрел на него.

– Закрой, – наконец выдавил он, и я повиновался. Дверца хлопнула и щелкнула, закрываясь, хотя, может, и не защелкнулась до конца. Я все смотрел на силуэт отца через окно. Заурчал мотор, пикап двинулся прочь по темнеющей дороге, задние фары вспыхнули, разгораясь все ярче, ярче, пока не исчезли.

Направленность застольных бесед до и после. Из блокнота С56

Ужин вышел не сказать чтоб вкусным. Консервированный горошек, пюре из сладкой кукурузы, щедро присыпанное красными крупинками перца, а еще что-то вроде мясной буханки – мы называли это «второе по вкусноте», потому что все равно Грейси состава не выдавала. Впрочем, на еду никто не жаловался: она была горячей, да и вообще: она – была.

Мы разложили «второе по вкусноте» по тарелкам. Грейси завела речь о праздниках и торжествах. По всей видимости, завтра по телевизору собирались показывать «Мисс США», а для некоторых членов семейства Спиветов это событие было одним из главных в году.

Доктор Клэр улыбнулась, не переставая жевать.

– А эти женщины хоть что-то умеют делать? Рисовать, например? – Она равнодушно взмахнула вилкой, как будто изображала в шараде работу кистью. – Или карате? Или работать в лаборатории? Или их судят только по внешности?

– Нет! Это конкурс красоты. – Грейси выдала свой фирменный тяжкий вздох. – На «Мисс Америка» есть еще конкурс талантов. Но «Мисс США» гораздо круче.

– Грейси, ты же знаешь, на одной внешности далеко не уедешь. Ручаюсь, у них у всех мозговая гниль.

– А что такое мозговая гниль? – поинтересовался я.

– Мисс Монтана родом из Диллона, – сообщила Грейси. – Она шести футов и одного дюйма ростом. А в папе сколько?

– Шесть футов и три с четвертью дюйма, – отозвался я.

– Вау! – потрясенно выдохнула Грейси и тихонько зашевелила губами, как будто мысленно отсчитывая дюйм за дюймом.

– А вот я считаю, что талант, одаренность – научную одаренность – тоже необходимо брать в расчет.

– Ну, мама! Тогда это выйдет конкурс научных проектов, понимаешь? – Грейси повернулась к ней, и в голос ее прокрались привычно-саркастические нотки. – И никто такое не стал бы смотреть, одна бы скука вышла. Как вся моя жизнь.

Для большей выразительности она набила рот горошком.

– Мне все же кажется, что ты – больше, чем одна только внешность. Надо бы им устроить какой-то конкурс, где учитываются способности – ну, например, как твои актерские. И голос! У тебя, например, очень красивый голос. И потом, ты ведь умеешь играть на гобое? {43}

Грейси аж дернулась. Втянув сквозь зубы небольшое – объемом с грецкий орех – количество воздуха, она отчеканила, обращаясь к своей тарелке:

– Такое у них тоже есть. На «Мисс Америка» проводится конкурс талантов. А это – «Мисс США».

Произнося свою тираду, она гоняла вилкой по тарелке одинокую горошину – медленно и грозно. {44}

– Просто я считаю, им стоило бы поощрять женщин использовать все свои способности в полную силу, – гнула свое доктор Клэр задумчиво-отрешенным голосом (подразумевающим: я вся в мандибулах). – Чтоб те потом могли стать учеными.

Грейси так и уставилась на нее. Открыла было рот, снова закрыла, возвела глаза к потолку, словно для того, чтобы собраться с мыслями, и, наконец, заговорила, точно обращаясь к малому ребенку: