Под Андреевским флагом. Русские офицеры на службе Отечеству - Николай Манвелов Страница 18

Не стоит забывать и о том, что подавляющее большинство офицеров во время Станюковича были «строевыми», а не специалистами – исключение составляли артиллеристы, штурманы и инженер–механики. Ситуация коренным образом изменилась к началу ХХ в.

Возьмем, к примеру, офицерский список эскадренного броненосца «Ослябя» на начало 1904 г. На корабле числятся 26 человек командного состава. Отметем двух врачей и священника, а также командира со старшим офицером. Остается 21 офицер, из которых лишь семеро – вахтенные начальники и вахтенные офицеры, отвечающие (теоретически) лишь за несение вахт.

Получается, что 14 офицеров были специалистами в какой–либо области. В списках корабля числится ревизор (ответственный за финансово–хозяйственную часть «Осляби), два минных офицера (отвечали также за электроснабжение корабля и работу всех электроприборов), три артиллериста, два штурмана и инженер–механик.

Но вернемся к вахтенным начальниками и вахтенным офицерам. Каждый из них вне вахты выполнял обязанности типа тех, что были возложены на кадета Ашанина, а также командовал плутонгом (группой) артиллерийских орудий своего корабля. Часть офицеров стояла во главе рот, на которые делились матросы боевых кораблей (эскадренных броненосцев, броненосцев береговой обороны и крейсеров).

Еще большей была концентрация офицеров–специалистов на кораблях размером поменьше – канонерках и миноносцах.

Командный состав мореходной канонерской лодки «Кубанец» состоял из 11 человек, включая врача (священника кораблям 2–го ранга, к которым относились мореходные канонерки, не полагалось). Помимо командира и старшего офицера, а также уже лишь двух вахтенных начальников (вахтенных офицеров не было), канонерка имела на борту ревизора, минного офицера, артиллериста, ревизора, штурмана и двух инженер–механиков.

В списках миноносца «Бедовый» (именно на нем спустя год будет сдан японцам при Цусиме вице–адмирал Зиновий Петрович Рожественский) было лишь пять офицеров. Среди них – командир (старшего офицера, так же как и врача, священника, штурмана и ревизора, на корабле не было), два вахтенных начальника, командовавшие в бою артиллерией и минными (торпедными) аппаратами, минер и старший судовой механик. Впрочем, и численность нижних чинов на «Бедовом» была невелика – всего 58 человек против 169 на «Кубанце» и 754 – на «Ослябе».

Было бы неправдой, однако, сказать, что офицеры флота были поголовно трезвенниками.

Начнем с того, что для обитателей кают–компании существовало понятие «казенного вина». Речь шла, правда, не о водке, а о мадере, которую полагалось предлагать каждому офицеру за обедом и за ужином.

Вполне возможно, что немалую роль в репутации моряков как беспробудных пьяниц сыграли люди типа лейтенанта Ивана Александровича Нелидова, изобретателя знаменитой в свое время «нелидовской настойки» и известного флоту под прозвищем «дядя Ваня». Это была обычная «казенная» водка, настоянная на красном стручковом перце до темно–вишневого оттенка. Обычно ее добавляли в рюмки по нескольку капель, и только сам «изобретатель» рисковал употреблять ее в чистом виде. Флоту была известна жутковатая история о том, как две дамы–иностранки по время приема на корабле, где служил «дядя Ваня», как–то спутали «нелидовку» с «вишневкой». Дегустация чуть было не обернулась летальным исходом.

Но все–таки, несмотря на наличие в списках Российского Императорского флота людей типа «дяди Вани», о гомерическом пьянстве говорить не приходилось. Свидетельством тому могут быть как воспоминания моряков, так и людей, не имевших к флоту прямого отношения. К примеру, адмирал Николай Оттович фон Эссен, герой Русско–японской войны, командовавший в первые годы Первой мировой войны Балтийским флотом, по свидетельству современников, «был беспощаден», если причиной посадки кораблей на мель оказывался алкоголь.

Случалось, что командиры кораблей требовали списания пьяниц на берег. Слово уже знакомому нам контр–адмиралу Старку:

«…С моим старшим офицером я вопрос ликвидировал. В прошлом году ^[71] осенью, перед выходом в море с крейсерами, я обратил внимание, что старшего офицера нет, говорят, что у него немного болит голова, и мне тогда это показалось странным. На этих днях произошел аналогичный случай: наутро серьезный поход, с вечера у него обед с приятелями, а при съемке с якоря его нет. При возвращении с моря позвал его к себе и сказал: «То, что Вы делаете, есть преступление. Мы идем в серьезную операцию, мы можем нарваться на мину или быть атакованы подводной лодкой, я могу быть ранен или убит, Вам придется принять командование, в таком виде Вы командовать не можете. Вы говорите, что у Вас были старые заслуги, в память их я предоставляю Вам самому искать себе другое место, и мой совет – идите на берег; но я с Вами плавать не хочу»».

Иногда, впрочем, начальство закрывало глаза на пьянство офицеров. Так, в походе Второй эскадры Тихого океана к Цусиме на транспорт «Иртыш» было назначено два новых офицера из запасных чинов флота, оказавшихся на поверку большими любителями спиртного.

«…Оба слишком много пили. Один, исполнявший к тому же обязанности старшего офицера, имел пренеприятный характер; от него всегда можно было ожидать грубость, надменность и невыдержанность, и оттого офицеры и команда его невзлюбили. Не менее неприятные отношения создались у него и с командиром, и часто доходило до столкновений. Вскоре от пьянства у него обнаружились признаки белой горячки, и однажды мы оказались свидетелями очень печального случая: проведя всю ночь за бутылкой, он к утру пришел в совершенно невменяемое состояние, вышел наверх без кителя с обнаженной саблей и, сев на палубу, стал ее рубить», – пишет в своих воспоминаниях капитан 2–го ранга Гаральд Карлович Граф.

Буяна удалось утихомирить только с помощью вооруженного караула, однако реакция командующего эскадрой вице–адмирала Зиновия Петровича Рожественского была на удивление мягкой. Лейтенанта отрешили от должности и арестовали при каюте с приставлением часового. Ему было запрещено давать алкоголь. По приходе в Россию офицера было решено отдать под суд. Как полагали его коллеги, причина столь легкого наказания была в том, что адмирал готовился к бою с японским флотом и ему было попросту не до дебошира.

Добавим, что корабли, где офицеры практически не пили, были редкостью, о которой не забывали упоминать мемуаристы.

«У нас на «Алмазе» кают–компания слыла трезвой»», – отмечал в своем дневнике прапорщик по морской части князь Алексей Павлович Чегодаев—Саконский.

Отдельно скажем о питейных подвигах, на которые зачастую шли молодые офицеры. В воспоминаниях известного русского художника–мариниста и офицера флота Алексея Петровича Боголюбова есть немало любопытных эпизодов, повествующих о развлечениях флотской молодежи в 1840–х гг.

Например, живописец в своей книге «Записки моряка–художника» приводит случай с лейтенантом Владимиром Мицкевичем, выпившем на спор… гитару водки. Не залпом, правда, а в течение суток. Такие несерьезные меры емкости, как полуштоф ^[72], штоф и даже два штофа были признаны молодыми офицерами недостаточными (заметим, что емкость гитары Боголюбов в своей книге так и не указал). «Долго не думали, послали за водкой – и точно, к утру гитара была уже суха, а Мицкевич только завалился спать на целые сутки».