Последнее королевство. Бледный всадник - Бернард Корнуэлл Страница 18

Весной 868 года, когда мне было одиннадцать, «Летучего змея» спустили на воду. На воду, но не в море – на реку. «Летучий змей» был судном Рагнара – прекрасный корабль с дубовой обшивкой, с резной змеиной головой на носу, с головой орла на корме и с треугольным медным флюгером, украшенным нарисованным черной краской вороном. Флюгер прикрепили на верхушку мачты, хотя она пока лежала на двух деревянных подпорках на дне длинного корабля.

Воины Рагнара гребли и пели, их раскрашенные щиты висели вдоль бортов. Гребцы пели о том, как могущественный Тор ловил ужасного Змея Мидгарда, кольцом опоясавшего землю, как змей заглотил крюк с насаженной на него бычьей головой и как великан Хюмир, испугавшись гигантского змея, перерезал снасть. То была славная история, и под ритм этой песни мы поднимались по реке Трент, притоку Хамбера, текущему из самого сердца Мерсии. Мы держали путь на юг, против течения, но путешествие оказалось легким и мирным: пригревало солнышко, берега реки были усыпаны цветами.

Часть дружины ехала верхом по восточному берегу, держась вровень с нами, а за нами шла флотилия кораблей с головами чудовищ. Армия Ивара Бескостного и Уббы Ужасного – войско северян, датских воинов, – шла в поход.

Вся Восточная Нортумбрия теперь принадлежала им, Западная Нортумбрия находилась в вассальной зависимости, а дальше они собирались завоевать Мерсию, королевство, лежащее в самом центре английских земель. Территория Мерсии простиралась на юг от реки Темез, отделявшей ее от Уэссекса; с запада королевство окаймляли горы, где жили валлийские племена, а на востоке оно граничило с полями и болотами Восточной Англии. Мерсия, хотя и не такая богатая, как Уэссекс, была богаче Нортумбрии, и река Трент вела в самое сердце королевства, а «Летучий змей» был наконечником датского копья, нацеленного в это сердце.

Рагнар хвастал, что «Летучий змей» пройдет не только по такой неглубокой речке, но и по луже, и почти не преувеличивал. Издалека корабль выглядел длинным, изящным, похожим на лезвие ножа, но с борта было видно, что от киля днище широко расходится в стороны и корабль не разрезает воду, как кинжал, а лежит на ней, словно пустая плошка. Даже когда на борту находилось человек сорок-пятьдесят с оружием, щитами, запасом провизии и эля, осадка оставалась небольшой. Время от времени длинный киль царапал по гравию, но мы следовали плавным изгибам реки, и глубины хватало. Поэтому мачту и сняли: проходя повороты, мы скользили под нависшими деревьями, и мачта могла бы за них зацепиться.

Мы с Рориком сидели на носу вместе с его дедом Равном, и наша работа заключалась в том, чтобы рассказывать старику обо всем, что мы видим. Это были в основном цветы, деревья, камыш, речные птицы и форель, отправляющаяся на нерест. Деревенские ласточки вернулись из теплых краев и носились над водой, а городские суетились по берегам, собирая глину для гнезд. Заливались певчие птицы, голуби ворковали в молодой листве, зловещие соколы безмолвно парили под рваными облаками. Вслед нам глядели лебеди, а порой мы видели детенышей выдры, играющих под бледными ивами: при нашем приближении зверьки с плеском уплывали. Иногда мы проходили мимо поселений – деревянных домиков, крытых соломой, но там уже никто не жил.

– Мерсия нас боится, – сказал Равн. Он распахнул свои белые слепые глаза навстречу ветру. – И правильно делает. Мы – воины.

– У них тоже есть воины, – возразил я.

Равн засмеялся.

– Думаю, воином у них можно назвать одного из трех, а то и меньше, а в нашей армии, Утред, каждый мужчина – воин. Тот, кто не хочет сражаться, сидит дома в Дании, возделывает землю, пасет овец, выходит в море за рыбой, но не поднимается на корабль, чтобы отправиться на войну. А в Англии? Всех заставляют идти на битву, но только у одного из трех или даже из четырех хватает духу сражаться. Остальные – просто земледельцы, которые мечтают удрать с поля боя. Мы здесь как волки в овечьем загоне.

«Смотри и учись», – велел мне отец, и я учился. Что еще делать мальчишке, у которого даже не начал ломаться голос? Только один из трех – воин; помни о Движущихся Тенях; опасайся удара из-под щита; река может стать дорогой, ведущей в центр королевства… Смотри и учись.

– И у них слабый король, – продолжал Равн. – Бургред, вот как его зовут, и у него кишка тонка для битвы. Конечно, он будет сражаться, ведь мы его к тому вынудим, и позовет на помощь друзей из Уэссекса, но в глубине своей жалкой души сознает, что проиграет.

– Откуда ты знаешь? – спросил Рорик.

Равн улыбнулся.

– Всю зиму, мальчик, наши торговцы провели в Мерсии. Продавали меха, янтарь, покупали железо и солод, а еще вели разговоры с местными и слушали. А потом вернулись и рассказали обо всем, что узнали.

«Перебить торговцев», – подумал я.

Почему я так подумал? Я любил Рагнара. Любил гораздо больше, чем своего отца. Я как пить дать должен был умереть, но Рагнар спас меня, баловал и относился ко мне как к сыну. Он называл меня датчанином, а мне нравились датчане, хотя уже тогда я понимал, что не стану одним из них. Я – Утред Беббанбургский, я помню крепость у моря, птиц, с криками летающих над волнами, буревестников, парящих над белыми барашками прибоя, тюленей на скалах, волны, разбивающиеся об утесы. Я помню людей той земли: они звали моего отца господином, но рассказывали ему о своей родне, говорили с ним, как с соседом. Все семьи, жившие на расстоянии дня пути от нас, были знакомы друг с другом.

Беббанбург был и оставался моим домом. Рагнар отдал бы мне крепость, если бы сумел ее взять, но тогда она принадлежала бы датчанам, а я стал бы всего лишь их наемником, олдерменом на привязи. Стал бы не лучше короля Эгберта – не короля, а дрессированной собачки на коротком поводке… К тому же то, что давали датчане, они же могли и забрать, поэтому я должен был вернуть Беббанбург собственными силами.

Знал ли я все это в одиннадцать лет? Наверное, кое-что знал. Это таилось в моем сердце, неоформленное, невысказанное, но твердое как кремень. Оно могло быть скрыто, наполовину забыто и нередко отвергнуто, но оно всегда оставалось там.

«От судьбы не уйдешь, – любил повторять Равн, – судьба правит всем». Он даже произносил это по-английски: «Wyrd biðful aræd».

– О чем ты думаешь? – спросил меня Рорик.

– Хорошо бы искупаться, – ответил я.

Весла поднимались и падали, «Летучий змей» шел по реке к Мерсии.

* * *

На следующий день нас встретил небольшой отряд. Мерсийцы перегородили русло поваленными деревьями. Они не до конца перекрыли реку, но гребцам было бы трудно провести корабль через узкий проток между торчащими ветками. Мерсийцев явилось около сотни: два десятка лучников и воинов с копьями ждали у завала, готовые перебить наших гребцов, остальные выстроились «стеной щитов» на восточном берегу. Рагнар засмеялся при виде этого, и я узнал кое-что новое: датчане радуются предстоящей битве. Рагнар вопил от восторга, налегая на рулевое весло и направляя корабль к берегу, шедшие за нами корабли тоже причалили, а всадники, ехавшие вровень с нами по берегу, спешились.