Схватка за Амур - Станислав Федотов Страница 18

Что ж, она не подвела – ни себя, ни своих учителей. А Ваня не верил, что слабая девушка может защититься…

Она улыбнулась: милый Иван Васильевич просто не знает, с кем связался.

4

Наследник Российского престола великий князь Александр Николаевич и великая княгиня Мария Александровна давали бал в честь крещения сына Алексея.

В самом начале бала счастливые родители показали гостям атласно-кружевной кулечек, из которого выглядывало нечто круглое, красное, а на нем – две мутноватых бусинки глаз, пуговка носа и плотно сжатая ниточка рта, после чего передали явленное сокровище двум нянечкам (те мгновенно улетучились), а сами под аплодисменты зала прошли круг вальса – не столько подчеркивая торжественность момента (все-таки четвертый сын – это не то что наследник престола), сколько представляя высшему свету в грациозных движениях танца, как по-прежнему изумительно выглядит в свои двадцать шесть хрупкая и изящная Мария Александровна, урожденная принцесса Гессен-Дармштадтская, как нежно и бережно относится к супруге высокий красавец-цесаревич, вылитый отец двадцатипятилетней давности.

Кстати, деда-императора и бабушки-императрицы на бале не было. Они, конечно, присутствовали на обряде крещения, а вот прийти на бал отказались: пусть, мол, молодежь веселится и празднует. Правда, собственно молодых, то есть неженатых и незамужних, было не так уж и много – несколько девиц на выданье в сопровождении родителей да примерно столько же лихо гарцующих кавалеров из родовитых семейств – в основном же приглашены были пары, имеющие маленьких детей, – этакая прихоть Марии Александровны, которой вдруг захотелось побыть в обществе, в котором все могут sich gesucht und gefunden haben [9].

Очевидно, затея удалась, потому что едва наследная пара остановилась, оттанцевав круг вальса, как Марию Александровну окружили и увлекли от мужа молодые мамаши – у них было что обсудить и чем поделиться. К Александру, в свою очередь, подошли отцы – не все они были молоды по возрасту, некоторые много старше своих жен и гораздо старше цесаревича, но все – новоявленные папаши. Александр, кивая в ответ на верноподданнические поздравления, поверх голов осматривал зал, явно кого-то выискивая и, судя по озабоченно прихмуренным бровям, не находя.

Вдруг он замер, наткнувшись взглядом на новое лицо: в сопровождении бывшего директора Азиатского департамента, а теперь товарища министра иностранных дел Льва Григорьевича Сенявина (недавно крестившего первого внука) к нему подходила элегантно одетая, с безупречной фигурой, молодая женщина. Не юная и не такая уж красавица, но было в ней что-то необычное, что-то притягательное и в то же время отталкивающее, от чего внутри, может быть, в самом сердце цесаревича пробежала дрожь сладостного предчувствия. В то же время лицо и волосы незнакомки напомнили нечто давнее, казалось бы, хорошо забытое. Особенно волосы – блестящие, черные… Будучи сам светлым шатеном, цесаревич питал слабость к темноволосым женщинам, и эта слабость, умноженная на природную влюбчивость Александра, бывало ставила его в весьма пикантные обстоятельства.

Когда он, едва выйдя из подростковых лет, увлекся польской простолюдинкой, волею судьбы ставшей фрейлиной, Ольгой Калиновской, отец, не на шутку обеспокоенный открывающейся перспективой повторения (после Константина Павловича) неравного брака, угрожающего престолонаследию, отправил юного романтика в заграничную поездку. Он надеялся, что впечатления от заграницы сотрут в душе сына воспоминания о страстной польке. Его надеждам суждено было сбыться лишь наполовину. Встретив в Дармштадте шестнадцатилетнюю принцессу Гессенскую Максимилиану-Вильгельмину-Марию, обладательницу прелестного личика, тонкой фигурки и, конечно же, роскошных темно-каштановых волос, цесаревич немедленно забыл Калиновскую и влюбился в это эфемерное создание. Причем влюбился настолько, что тут же отписал родителям о своем бесповоротном решении жениться. Impavide progrediamur [10], как сказал бы его наставник во внешней политике граф Бруннов, нижайший почитатель канцлера Нессельроде и, по слухам, гений смерти поэта Пушкина, стихи которого Александр почитывал не без удовольствия. И цесаревич не принял никаких возражений из Петербурга. Только получив вынужденное согласие императора, он продолжил свое путешествие, направившись в Англию, где год назад взошла на престол его кузина Виктория.

И там… Цесаревичу – двадцать, королеве – девятнадцать, оба стройные, красивые, у Александра – пшеничные усики (королева любила этот признак мужественности), у Виктории – черные волосы (цесаревич, как уже сказано, находил в них особую женственность). И погоды стояли замечательные! В общем, Александр Николаевич снова влюбился, и королева, к ужасу придворных, явно отвечала ему взаимностью. Они вместе проводили все дни: завтракали, обедали, ужинали, совершали конные прогулки, беседовали в библиотеке, играли в крокет… Однажды даже поцеловались, спрятавшись в кустах акации, и обоим это ужасно понравилось. Они поцеловались еще раз; Александр увидел, как у Виктории закатились глаза, она задрожала всем телом и, кажется, даже легонько застонала и вдруг укусила его за нижнюю губу. Он понял, что она готова на все (Калиновская многому его научила), но место было уж больно неподходящее, к тому же вдруг послышались приближающиеся тревожные голоса придворных – они искали в саду свою королеву. Эти голоса отрезвили обоих. Виктория быстро оправила платье (нескромная рука цесаревича успела забраться под него довольно далеко), Александр слизнул с губы капельку крови, и, мило беседуя, они вышли из кустов.

На следующее утро, после завтрака, Виктория сказала:

– Милый Александр, сказка кончилась, пора расставаться. Вместе нам не бывать. Вы – будущий император великой России, которая не допустит, чтобы вы стали принцем-консортом, я – королева и глава Британской империи, свою корону я ни на что не променяю и престиж ее не уроню никогда. Уезжайте. Мы больше не увидимся, и дай нам Бог не стать врагами.

И он уехал, и женился на принцессе Гессенской, а с Викторией они какое-то время обменивались письмами, потом узнал, что и она вышла замуж, и переписка увяла. Врагами они пока не стали, но – кто знает, что будет: время и политика берут свое.

…– Ваше императорское высочество, позвольте вам представить нашу гостью из-за океана, из Североамериканских Соединенных Штатов, графиню Хелен Эбер. – Твердый голос Сенявина вернул цесаревича к действительности, и он тут же вспомнил, на кого похожа лицом и волосами эта женщина – на английскую королеву. И понял, почему ее облик так подействовал на него – это было как эхо неудовлетворенного двенадцать лет назад мужского самолюбия.

Графиня встретилась взглядом с наследником и, не отводя глаз, сделала короткий, почти небрежный реверанс. Республика развращает нравы даже аристократов, подумал Александр и, внезапно ощутив, что погружается в какой-то транс, подал графине руку, та приняла ее, пальцы их встретились и обменялись исчезающе легким пожатием, которое могло обещать многое или не обещать ничего. Наверное, как всегда в таких случаях, мужчина понадеялся на первое, а женщина имела в виду второе.