Флэш по-королевски - Джордж Макдональд Фрейзер Страница 18

— Ну раз так, — говорю я, — то чем дальше я от нее окажусь, тем больше удовольствия вам доставлю.

Он оторопел от такого цинизма, но в тайне, думаю, был согласен. Побурчав напоследок про плохой конец, неизбежно ожидающий змеиное отродье, он оставил меня собирать вещи.

Их было не слишком много. Военная служба учит путешествовать налегке, и мне хватило пары чемоданов. Я захватил с собой свой старый вишневый мундир — самую эффектную форму, в которую когда-либо одевался солдат — поскольку чувствовал, что она поможет произвести впечатление; в остальном ограничился самым необходимым. В число последнего попали, после некоторого раздумья, дуэльные пистолеты, презентованные мне оружейником после истории с Бернье. Оружие было превосходное, достаточно точное в руках хорошего стрелка, и для того времени, когда револьверы еще считались экспериментальной игрушкой, являлось последним словом техники.

Но я колебался, брать ли их. По правде говоря, мне не хотелось верить, что они могут понадобиться. Пока ты молод, горяч и стоишь на пороге приключений, для тебя кажется важным, чтобы оружие было всегда под рукой, потому как тебя обуревают романтические картины его применения. Даже я ощущал трепет, когда впервые сжимал в руке рукоять сабли на тренировках Одиннадцатого легкого драгунского, и воображал, как крушу ею наповал орды жестоких, но вежливо подставляющихся под удары врагов. Но когда вам приходится видеть рассекшую тело глубокую рану или раздробленные пулей кости, все мечтания как рукой снимает. Задумчиво взвешивая пистолеты в руках, я думал, что, беря их, допускаю тем самым возможность своей собственной насильственной смерти или увечья в ходе грядущих событий. Как видите, в своем развитии как труса я поднялся на новую ступень. Но хоть оружие и наводило на неприятные мысли, с пистолетами было как-то приятнее, поэтому я упаковал и их. Заодно взял с собой и небольшой морской нож. Конечно, это не подходящее оружие для англичанина, но чертовски удобная вещица для самого разного рода дел. Опыт научил меня тому, что нужда в оружии возникает редко, но уж если возникает, то ощущается как ни в чем другом.

Итак, повидавшись на прощание с дядей Биндли в Конной гвардии — тот едко заметил, что британская армия сможет обойтись без моих услуг еще некоторое время, — и зашив в пояс половину от пятисот фунтов (другая половина была положена на хранение в банк), я был готов тронуться в путь. Оставалось только одно дело. Я потратил целый день, разыскивая по Лондону немецкого лакея, а когда нашел, предложил ему оплатить дорогу домой и выдать хорошую премию при условии, что он согласится ехать вместе со мной. Немецкого языка я не знал совершенно, но, учитывая мой талант, не сомневался, что за время пути до Мюнхена уже смогу хотя бы немного болтать на нем. Я уже не раз говорил, что идеальный способ выучить иностранный язык — учить его в постели со шлюхой, но когда он недоступен, то умный попутчик может послужить не хуже. Овладение иностранной речью всегда давалось без труда, чему я весьма рад.

По счастливой случайности малый, которого я нашел, оказался баварцем, и запрыгал от радости, узнав про шанс вернуться домой. Звали его, как помнится, Гельмут, впрочем, не это важно: мне с ним очень Повезло. Как все немцы, он был одержим старательностью, и, узнав о моем желании, принялся с энтузиазмом удовлетворять его. Час за часом: на корабле, на поезде, в экипаже, он разговаривал со мной, повторял слова и предложения, выправлял мое произношение, разъяснял правила грамматики, но самое главное — научил меня самому важному — чувствовать ритм языка. Похоже, этим умением наделены лишь немногие счастливчики, и я из их числа. Дайте мне ухватить ритм, и я смогу понять сказанное человеком, даже если не знаю слов, которые он употребил. Я не хочу сказать, что выучил немецкий за две недели, но к концу этого времени мне уже по силам оказалось пройти свой собственный простейший тест, который заключается в умении задать местному жителю вопрос: «Скажи мне, только медленно и членораздельно, каковы взгляды твоего отца на крепкие напитки (религию, лошадей или иное что придет на ум)», — и достаточно ясно уразуметь ответ. Гельмут был поражен моими успехами.

Ехали мы не спеша, тем более что по пути лежал Париж, город, который мне так давно хотелось посетить, ибо я был наслышан, что распутство возведено там в ранг высокого искусства. Меня ждало разочарование: шлюхи по всему миру одинаковы, и парижские ничуть не лучше других. От французов меня воротит с души, и причем давно. Уж на что я выродок, так они еще хуже. И не только в физическом смысле — у них мозги извращенные. У многих иностранцев изо рта воняет чесноком, у лягушатников же им несет даже от мыслей.

Вот немцы совсем другие. Не будь я англичанином, я хотел бы быть немцем. Они говорят что думают, а это редкость, и все у них в образцовом порядке. Каждый немец знает свое место и не рыпается, и пресмыкается перед тем, кто выше его, из-за чего эта страна очень хороша для джентльменов и хамов. В мои юные годы в Англии, дозволив себе грубость к кому-то из рабочего люда, запросто можно было схлопотать в глаз, зато в Германии все нижестоящие раболепны как ниггеры, только с белой кожей. Вся страна прекрасно дисциплинирована и организована, прибавьте к этому покорность населения — и вы получите лучших в мире солдат и рабочих. Что мой приятель Бисмарк и доказал. В основе этих качеств лежит, разумеется, глупость, ибо умного человека не очень-то заставишь воевать или работать. Сейчас от немцев стонет весь мир, но поскольку мы ближе к ним, чем кто-либо другой, то вполне можем пользоваться этим себе во благо.

Впрочем, все вышеописанное мне еще предстояло открыть, хотя из знакомства с Гельмутом за время путешествия я уже был склонен к подобным выводам. Кстати, не стану утомлять вас детальным описанием нашей поездки: ничего необычного не случалось, главное мое беспокойство заключалось в опасении, не подхватил ли я сифилис в Париже. Оказалось, что нет, но с тех пор я зарекся по возможности держаться подальше от французов.

Прибыв в Мюнхен, я сразу почувствовал симпатию к этому городу. Чистенький, аккуратный, цены существенно ниже чем у нас (пиво стоит пол пенни за пинту, а слугу можно нанять за два шиллинга в неделю), народ вежливый и услужливый, а нравы, если верить приобретенному в Лондоне путеводителю, «весьма свободные». Самое место для старины Флэши, решил я, и стал искать, где бы остановиться. Я совсем потерял бдительность: нетерпение возобновить знакомство с Лолой и узнать, чего же ей таки от меня понадобилось, начисто вытеснили все сомнения, терзавшие меня в Лондоне. Хуже того: знай я, что поджидает меня за углом, то бросился бы со всех ног в Англию, и был рад, что в состоянии драпать.

В Мюнхен мы прибыли в воскресенье; рассчитав Гельмута и найдя отель на Терезиенштрассе, я стал обдумывать свой первый шаг. Проще простого было выяснить, что Лола обитает в собственном дворце, который обезумевший от любви Людвиг выстроил специально для нее на Барерштрассе. Можно было просто заявиться туда и известить о своем прибытии. Но никогда не стоит пренебрегать разведкой, поэтому я решил послоняться пока часок-другой по улицам и ресторанам, послушать о чем говорят. Может быть, даже удастся выведать причину ее заинтересованности во мне.

Я побродил по прелестным улочкам, осмотрел Хофгартен и великолепный Резиденц-палас, в котором обитал король Людвиг, попил превосходного немецкого пива в одной из их забегаловок под открытым небом, а тем временем навострил ушки, пытаясь уловить, о чем толкуют люди. Трудно представить себе жизнь более спокойную и умиротворенную: несмотря на позднюю осень, светило солнце, дородные важные бюргеры в сопровождении миловидных жен или сидели, потягивая пиво и попыхивая внушительных размеров трубками, или же чинно прогуливались по мостовой. Никто не спешил, за исключением прислуги, тут и там группки молодых людей в длинных плащах и ярких шляпах — их я принял за студентов — весело смеялись, немного оживляя картину, в остальном же это был сонный, спокойный вечер. Казалось, сам Мюнхен довольно щурится на мягкое солнышко и вовсе не ожидает беспокойства ни с какой стороны.