Кукловод - Сергей Шхиян Страница 18

Вся скотина по зимнему времени была в хлевах, на дворе находился только тот самый козел, который стал причиной переполоха. Животина стояла как раз против ворот, задумчиво опустив голову, и жевала жвачку. С козлами, во всяком случае, четвероногими, я встречался редко, ничего в них не понимал, и мне показалось, что этот был самым обыкновенным представителем своей породы. Мы с управляющим остановились как раз напротив него, а толпа сгрудилась сзади нас.

Пресловутому полорогому парнокопытному, такой интерес к своей особе не понравился, он поднял морду и заблеял. Тотчас наступила общая тревожная тишина. Собравшиеся зрители трепетно внимали блеянью, а когда козел, сказав все что хотел, замолчал, с интересом уставились на меня, видимо, ожидая, что я ему отвечу. Понятно, что ответить мне козлу оказалось нечего. Тогда в действие вмешался Фабиан Вильгельмович и представил мне животное:

— Это есть тот козел, который раньше был мужик.

— Очень приятно, — вежливо ответил я, разглядывая козла.

Вообще-то, если говорить честно, он и, правда, чем-то походил на моего возницу. Такая же глупая самодовольная морда, куцая бороденка и упорный, самоуверенный взгляд. Однако внешняя похожесть еще ни о чем не говорила, мало ли кто на кого похож! Очень часто и собак бывает трудно внешне отличить от хозяев, не считать же что они их заколдованные родственники!

Козел, между тем, то ли почувствовал во мне родственную душу, то ли по какой иной, никому неведомой причине, выделил меня из общей массы людей, подошел к воротам загона и, не сводя взгляда, вытянул вперед бородатую морду и призывно заблеял.

Толпа разом откликнулась тревожным гулом, а стоящие на безопасном расстоянии мальчишки начали свистеть, кто-то даже закричал:

— Ишь, ты, бешка просит барина, чтоб он его расколдовал!

Я уже последними словами ругал себя за то, что вообще согласился обсуждать эту тему, тем более зачем-то пошел на скотный двор. Нужно было выкручиваться, но как это сделать, пока не знал. Люди явно ждали чуда, но на чудеса я никак не тянул. Пришлось пойти на потерю популярности.

— Нет, это никак не мой мужик, — сказал я управляющему, — я этого козла вижу первый раз в жизни. Может быть, он прибежал из села?

— Это никак не возможно быть, — твердо сказал Фабиан Вильгельмович, — у каждого козел есть свой хозяин, у этого козел, никакой хозяина нет!

— Хорошо, пусть он пока живет здесь, мы с ним потом разберемся, — попытался я если не разрубить Гордиев узел, то снять напряженность момента.

Однако управляющий не пошел на сотрудничество или хотя бы на компромисс, он продолжил тупо настаивать:

— А что, господин Крылофф, потом прикажете делать с этим человек-козел?

Вместо ответа мне очень захотелось врезать пару раз этому упертому херру-управляющему по морде. Такие замечательные немецкие качества как аккуратность, обязательность и педантичность мне всегда были симпатичнее нашего русского разгильдяйства, но всему же есть придел! Пожалуй, в тот момент у меня осталась последняя возможность разрулить ситуацию, это заморочить головы присутствующим.

— Я вам сказал, оставьте козла здесь, вы что, царским указам не подчиняетесь? — строго и веско проговорил я. — Слышали государев указ от седьмого восьмого ноль шестого? Бунтовать никому не позволено!

Думаю, в том, что я сказал, никто, включая управляющего, ничего, кроме упоминания государя и обвинении в бунте, не понял. Однако и этого оказалось достаточно, что бы гул недовольства разом смолк. Я повернулся к зрителям. На меня смотрело множество глаз, смотрело угрюмо и, как мне показалось, с угрозой. Разбираться в психологии толпы времени не было. Я был странно для этого времени одет, да еще уличен в колдовстве, чем ни повод для праведной расправы. Мне почему-то стало очень страшно, и рука невольно потянулась к рукоятке сабли.

И вдруг все как-то переменилось. Лица дворовых и местных крестьян, хмурые и сосредоточенные, стали испуганными. Уже позже я осознал, как странно наблюдать такую быструю смену настроения одновременно у многих людей. Сначала мелькнула мысль, что крестьян испугал мой угрожающий жест, но его могли видеть только те, кто стоял совсем близко, а испугались почему-то все. Да и у меня от непонятного страха онемели руки, похолодело в животе и сердце, как говорится, ушло в пятки. Все кто здесь был, словно застыли на своих местах.

Разрядил обстановку «заколдованный возница». Козел вдруг, жалобно заблеял и бросился бежать от ворот загона, смешно задирая задние ноги. Словно очнувшись от наваждения, люди начали поспешно расходиться. Уже спустя полминуты на месте остались только мы с управляющим и человек в черном плаще, стоявший шагах в двадцати от нас. Выглядел он довольно странно, если не сказать опереточно: длиннополый плащ и шляпа с широкими полями закрывавшая верхнюю часть лица. Я посмотрел на управляющего. Тот был совершенно бледным, и у него тряслись губы. Впрочем, и у меня состояние было не многим лучше, колотило так, будто в меня собирались выстрелить.

— Здравствуйте, ваше сиятельство! — с трудом справляясь с губами и словами, сказал незнакомцу Фабиан Вильгельмович и только тогда я узнал своего ночного гостя.

Молодой Урусов вежливо нам поклонился и страх, сжимавший мне грудь, как-то сам собой прошел. Теперь я рассмотрел, что у князя совершенно неестественно бледное, какое-то мучное лицо, особенно в контрасте с черной одеждой.

Он не спеша, приблизился к нам. Ночью он показался мне много моложе. Теперь было видно, что ему где-то под тридцать и природа обделил его не только растительностью на голове, но и красотой. У Ивана Николаевича было узкое, какое-то рыбье лицо и небольшие, почти без ресниц светлые, почти белесые глаза. При нездоровой бледности он казался болезненно изможденным, хотя фигура была вполне крепкая, пропорциональная и не астеническая.

— Что у вас здесь случилось, почему собралось столько народа? — спросил он.

Спрашивал он не кого-то конкретно, потому ответить поспешил управляющий, и было заметно, что он порядком боится молодого князя.

— Ваше сиятельство, мы с господином Крылоффым пришли смотреть козла.

— Козла? Какого еще козла? — поднял безбровые дуги князь. — Того козла? — понял он, посмотрев на бедное животное, с отчаянным блеянием, нарезавшее круги по дальней от нас часть загона.

— Ja, mein Fu: rst, — начал было говорить по-немецки Фабиан Вильгельмович, но тотчас поправился и перешел на русский язык, — да, ваше сиятельство. Мне доложили, что господин Крылофф превратил своего крестьянина в козел.

— Вы превратили мужика в козла? — обратился ко мне Урусов и неожиданно засмеялся неприятным, каким-то давящимся смехом. — Кто придумал такой вздор?

— Их сиятельство Николай Николаевич, приказали мне разобраться, — ответил управляющий. — Я привел сюда господина Крылоффа, показать это козел.

— Папа? — на французский манер, с ударением на последний слог, спросил князь, и я по небрежной интонации понял, что к отцу Иван Николаевич относился без должного сыновнего почтения. — Почему ему такое взбрело в голову?