Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество - Виталий Шипаков Страница 17

Польщенный выказанным ему уважением, Княжич приказал Игнату:

– Вели их покормить, да скажи братам, чтоб зря не забижали верных царских слуг.

Впрочем, благостный порыв широкой Ванькиной души оказался недолгим. У входа в княжескую обитель он лицом к лицу столкнулся с Бегичем. Увидев есаула, Евлашка побледнел, а в глазах его поочередно промелькнули: жуткий страх, лютая ненависть и откровенное злорадство. Помня Княжичев наказ, стрелецкий сотник, не сказав ни слова, приударил за своими людьми, которых Добрый уже вел к обозу, где в огромных казанах варилась сдобренная мясом каша.

Охватившие Ивана чувства были не менее разноречивы. Войдя в шатер, он, не здороваясь, срывающимся от волнения голосом воскликнул:

– А это гад что здесь делает? – но тут же позабыл о Бегиче. За столом рядом с Дмитрием Михайловичем сидела Елена и смотрела него своими колдовскими, излучающими даже не любовь, а, скорее, сострадание, очами.

– Службу, Ваня, он свою справляет, – печально пояснил Новосильцев, кивая на лежащую перед княгиней грамоту.

– Ты лучше глянь, какой приказ от воеводы Евлампий нам привез.

Без труда сообразив, что послание Шуйского таит в себе какую-то очередную пакость, Иван поспешно принялся читать украшенный печатью свиток.

В своем послании Петр Иванович повелевал полковнику Княжичу с верным ему Хоперским полком изгнать из казачьих станиц, а при возможности и вовсе уничтожить, шайки разбойных атаманов Ермака да Кольцо.

Если имя Ермака, сына Тимофеева, упоминалось один лишь раз, то про побратима было расписано во всех подробностях. В случае поимки вора Ваньку Кольцо следовало казнить на месте, без всякого дознания и суда. По исполнении сего приказа Ивану надлежало отобрать наиболее отличившихся на войне и в подавлении бунта казаков да в их сопровождении прибыть на поклон к царюбатюшке.

Осторожный Шуйский не решился послать хоперцев в Москву просто так, за здорово живешь, не испытав их на преданность государю. Видно, он не полностью поверил в затею Одоевского, а потому в конце послания предупреждал – при неповиновении Ивана тоже объявят царевым ослушником и пошлют в казачьи земли карательное войско.

Новосильцев, пристально следивший за – Княжичем, ожидал, что, прочитав послание, тот придет в ярость. Слава богу, если дело обойдется непотребной руганью. В буйстве Ванька может и гонцов перевешать, в особенности Бегича. Но случилось совсем иное.

Закончив чтение, есаул усмехнулся, порвал грамоту на мелкие клочки, бросил их на пол и лишь после того, как раздавил серебряной подковкой печать, презрительно изрек:

– Я-то думал, Петр Иванович умный, а он совсем дурак. Ишь чего удумал, волка песьим лаем стращать.

Князь Дмитрий кивнул на обрывки послания. Хитро прищурясь, он насмешливо промолвил:

– Ну с посланьем воеводы еще куда ни шло, так можно обойтись, но не вздумай, коли доведется от государя получить указ, с ним так же поступить. За это по московским законам отсеченье головы полагается, – затем уже серьезно вопросил:

– Чего делать-то будешь?

– Чего делать? – весело переспросил Иван. – Для начала разыщу Евлашку да садану по черепу, давно руки чешутся, а потом подамся к атаману. Наверняка скучает побратим по есаулу верному.

– Вольному – воля, – тяжело вздохнул Дмитрий Михайлович и указал глазами на Елену, как бы спрашивая: «А с ней что будет?»

Сей молчаливый вопрос вызвал в Ванькиной душе доселе вовсе незнакомое, но очень тягостное чувство. Впервые в жизни удалой казак столкнулся с тем, обо что не раз ломалась воля самых смелых, презирающих смерть бойцов. С тем, что часто делает честных, неподкупных воинов подлыми предателями. Столкнулся он со страхом за судьбу дорогих его сердцу людей.

Уйти в ватагу воровского атамана было очень просто, но это означало потерять Елену навсегда.

«А и впрямь, что с ней будет? – подумал Княжич. – Одно останется – за Дмитрия Михайловича замуж выйти да ехать с ним в Москву. Только как там самого князя встретят, когда прознают, что казаки, которых он был должен на поклон к царю доставить, к воровскому атаману подались?»

Ваньке стало нестерпимо жаль сидящих перед ним израненного Новосильцева и несчастную беглянку. Вдруг припомнился отец, его нелегкое семейное житье средь вольных воинов.

– Тяжко тебе, батюшка, пришлось, одиноким волком быть куда сподручнее, – вслух промолвил есаул, обращаясь к покойному родителю. Князь Дмитрий и Елена испуганно взглянули на него, видимо, они решили, что Княжич начал заговариваться. Иван печально улыбнулся – от такой жизни действительно тронуться умом немудрено. Присев за стол, он с явною издевкой поинтересовался у царского посланника:

– И чем же побратим так государю досадил?

– Тут, пожалуй, не в досаде, в страхе дело, – ответил тот. – Не послушались, видать, меня казаки да вновь в набег на татарву пошли, а крымский хан царю Ивану пожаловался. Наверно, даже не пожаловался, просто пригрозил: не уймешь станичников – пожгу Москву, как десять лет назад. Государь же страх свой помнит. Много натерпелся он его, когда в начале войны все полки в Ливонию услал, а Гирей про то дознался да двинул тьмы ордынские на Русь. Иван Васильевич-то на опричников своих надеялся, думал, в случае чего, черным войском карательным столицу прикрыть. Ан нет, просчитался. Как татары объявились под Москвой, его кромешники, лишь пытать-казнить приученные, словно тараканы, по запечьям разбежались. И пришлось царю спасаться позорным бегством.

– Да слышал я эту историю. Чем о старом вспоминать, ты бы лучше посоветовал, что сейчас мне делать, – нетерпеливо перебил есаул. – Не могу я Кольцо предать, он же мне как старший брат.

– Значит, передумал идти в разбойники, – обрадовался Новосильцев и неторопливо, как бы взвешивая каждое слово, стал давать Ивану совет.

– Положение твое, конечно, незавидное. Тут с плеча рубить нельзя и одной отвагой волчьей не обойтись. Здесь змеиная хитрость требуется. Ежели откажешься ловить бунтовщиков, иль того хуже, сам в бунтовщики подашься, еще большим предателем станешь. Шуйский слов на ветер не бросает, непременно карателей на Дон пошлет. Он сейчас после стольких поражений, что от поляков потерпел, не перед чем не остановится. Надо же вину перед царем загладить. Вам-то с атаманом, может, и удастся от него уйти, но сколь людей невинных на плотах с петлей на шее до турецкого Азова поплывут. О таких историях ты тоже, надеюсь, слышал? Надо, Ваня, на Дон идти да исполнять приказ.

Грохнув кулаком о стол, Ванька попытался встать, но князь Дмитрий удержал его.

– Постой, не горячись. От меня и от нее, – Новосильцев уже открыто кивнул на Еленку, – можно уйти, но от себя не уйдешь.

Иван покорно сел, а Дмитрий Михайлович с уверенностью в правоте своей продолжил:

– Я тебя что, атамана вешать заставляю? Этого даже князь-воевода не требует. Как там сказано? – кивнул он на обрывки грамоты. – Изгнать воровские шайки Ермака и Кольцо из казачьих станиц. Вот и поезжай на Дон. Встреться тайно с атаманом да уговори его хотя б на время уйти. Русь большая, на другом конце ее, на Яике, к примеру, чем ни место вольным воинам? Там и Каменный Пояс недалече, а за ним бескрайняя страна Сибирь, где тоже татары обитают. Коль не может братец твой жить с ордою в мире – пущай туда отправляется. Какая ему разница, с Крымским иль сибирским ханом воевать?