Вокруг света за 80 дней. Михаил Строгов - Жюль Верн Страница 17

Он позвонил, подзывая метрдотеля:

– Сударь, – и устремил на него пристальный взгляд, – вы утверждаете, что это кролик?

– Да, милорд, – нагло отвечал мошенник. – Кролик джунглей!

– А не мяукал ли он, когда его убивали?

– Кролик мяукал? О милорд! Как можно? Я вам клянусь…

– Господин метрдотель, – холодно прервал его мистер Фогг, – не клянитесь. Лучше вспомните: когда-то в Индии кошек почитали как священных животных. Славные были времена!

– Для кошек, милорд?

– Для путешественников, пожалуй, тоже.

Поделившись этим соображением, джентльмен спокойно продолжил обед.

Что до агента Фикса, он вслед за мистером Фоггом тоже расстался с «Монголией»: сошел на берег и тотчас побежал к начальнику полиции Бомбея. Объявил ему, что является детективом, сообщил о порученной миссии и о том, какая ситуация сложилась с предполагаемым вором. Получен ли ордер на арест?

Нет, из Лондона ничего не приходило.

И в самом деле: ордер, касающийся Фогга, не могли так быстро доставить в Бомбей.

Фикс пришел в замешательство. Попытался добиться от начальника полиции, чтобы тот сам выписал ордер на арест мистера Фикса. Но он отказался. Дело находилось в компетенции властей метрополии, и по закону выдать такой ордер могли только они. Такая твердость принципов, строгая осмотрительность в вопросах законности вполне объяснимы, они отвечают английским нравам, не допускающим никакого произвола там, где речь идет о свободе личности.

Фикс не настаивал: понял, что должен смириться и ждать, когда прибудет ордер. Однако он решил все то время, что его непроницаемый мошенник пробудет в Бомбее, глаз с него не спускать. Он не сомневался, что Филеас Фогг здесь задержится, да и Паспарту был того же мнения. Стало быть, время есть: ордер на арест успеет прийти.

Но как только хозяин, сойдя с «Монголии», дал ему очередные поручения, до Паспарту сразу дошло, что в Бомбее повторится то же, что было в Суэце и Париже. Путешествие здесь не закончится, оно продлится как минимум до Калькутты, а возможно, и дальше. Он начал спрашивать себя, уж не было ли пари Филеаса Фогга абсолютно серьезным. Неужели злой рок вынудит его, мечтавшего пожить в покое, и вправду объехать вокруг света за восемьдесят дней?

А пока он, закупив несколько пар носков и рубашки, решил прогуляться по улицам Бомбея. Они были заполнены разноплеменной публикой: кроме европейцев всех национальностей, здесь встречались персы в остроконечных колпаках и сикхи в четырехугольных, банианы в круглых тюрбанах, армяне в долгополых халатах, парсы в высоких черных шапках. В тот день был празднику парсов, или гебров, ведущих свой род от приверженцев Заратустры, – это самые предприимчивые, самые цивилизованные, самые умные, самые суровые среди индусов; богатейшие из нынешних негоциантов, коренных уроженцев Бомбея, из их числа. Праздник же представлял собой нечто вроде религиозного карнавала, включавшего шествия и всевозможные забавы: в нем участвовали баядерки, задрапированные в прозрачные розовые покрывала, расшитые золотом и серебром, они волшебно и притом без малейшей нескромности танцевали под звуки скрипок и барабанов.

Паспарту загляделся на эти удивительные церемонии, развесил уши, таращил глаза, только бы успеть побольше услышать и увидеть – что говорить, он выглядел ни дать ни взять как самый что ни на есть наивный «бобби», какого только можно представить.

Увы, к несчастью для него и его хозяина, чье путешествие он чуть не испортил, любопытство завлекло Паспарту дальше, чем следовало. Дело в том, что когда Паспарту, полюбовавшись карнавалом парсов, направился к вокзалу, по дороге ему попалась великолепная пагода Малабар-Хилл, и его посетила злополучная идея посмотреть, что там внутри.

Он не знал двух вещей: во-первых, что христианам официально запрещен доступ в некоторые индусские пагоды, и, во-вторых, что даже те, кто входит туда для молитвы, обязаны оставлять свою обувь у порога. Здесь надо заметить, что английское правительство из чисто политических соображений проявляет почтение к религиозным верованиям жителей страны, требует скрупулезно, вплоть до мелочей, соблюдать ее обычаи и строго карает тех, кто их оскорбляет.

Паспарту вошел без дурных намерений, как простой турист, и залюбовался внутренним убранством Малабар-Хилла, ослепительным для наивного европейца блеском его украшений, впрочем, свойственных любому браминскому храму. Но внезапно путник был повержен на священные плиты. Три жреца, яростно сверкая очами, набросились на него, сорвали с его ног башмаки вместе с носками и принялись, испуская дикие вопли, дубасить беднягу.

Однако француз, малый крепкий и проворный, ухитрился одним рывком подняться с пола. Двоих противников он свалил, угостив одного ударом кулака, другого пинком, благо оба сильно путались в своих длинных черных одеяниях. Затем со всех ног бросился вон из пагоды и вскоре сумел на порядочное расстояние оторваться от преследователя – третьего индуса, который бросился было в погоню, попутно возбуждая толпу негодующими криками.

В восемь без пяти, то есть всего за несколько минут до отправления поезда, босой, без шляпы, потеряв в суматохе пакет с покупками, Паспарту примчался на железнодорожный вокзал.

Фикс был там же, на посадочной платформе. На вокзал его привела слежка за мистером Фоггом, понаблюдав за которым, он понял, что этот проходимец вправдууезжает из Бомбея. И тут же принял решение следовать за ним до Калькутты, а если понадобится, и дальше. Паспарту Фикса не заметил, так как сыщик держался в тени, зато последний слышал его рассказ о происшествии в храме: слуга в двух словах поведал господину о своем приключении.

– Надеюсь, это не повторится, – скупо заметил Филеас Фогг, направляясь на свое место в вагоне поезда.

Бедный парень, босоногий и пристыженный, ни слова не говоря, поплелся вслед за хозяином.

Фикс собирался сесть в другой вагон того же состава, но внезапная мысль удержала его, разом отменив планы отъезда.

«Нет, я остаюсь, – решил детектив. – Теперь, когда имело место преступление, совершенное на индийской территории… Он у меня в руках!

В это мгновение локомотив издал оглушительный свисток, и поезд исчез во мраке ночи.