Серебряный орел - Бен Кейн Страница 17

В большой спальне Пакора уже горел огонь, освещавший висевшие на стенах толстые ковры и множество вышитых подушек, разбросанных по полу, несколько окованных железом сундуков да широкую кровать, покрытую звериными шкурами. Больше никаких вещей в комнате не было. Трое слуг, сидевших на кирпичном полу перед очагом, напуганные внезапным появлением нескольких человек, с виноватым видом вскочили на ноги; один из них воровато шмыгнул в заднюю дверь. Греться у огня в хозяйской комнате было дерзким проступком, за который их ждала в лучшем случае суровая трепка. Когда Бренн внес безжизненное тело Пакора, они не сказали ни слова, но видно было, что им полегчало. Наказания сегодня не будет.

— Зажгите светильники! — резко скомандовал Тарквиний. — Принесите чистые одеяла и простыни. И вскипятите побольше воды.

Перепуганные слуги не посмели возразить. Один умчался прочь, а второй принялся разжигать бронзовые светильники, стоявшие вдоль стен. Стало видно, что в одном углу комнаты помещался деревянный алтарь со множеством огарков свечей — как и всем остальным, Пакору частенько приходилось обращаться за помощью к богам. А среди огарков стояла статуэтка, изображавшая закутанного в плащ человека в тупоконечной фригийской шапке. Одной рукой он задирал вверх голову опустившегося на колени быка, а в другой руке держал нож. Ромул никогда прежде не видел этого бога, но все же догадался, кто он такой.

— Митра? — выдохнул он.

Тарквиний кивнул.

Ромул почтительно склонил голову и произнес про себя короткую, но горячую молитву.

Бренн и Феликс подошли к кровати.

Тарквиний с любопытством разглядывал статуэтку. До того как он попал в храм Митры, ему лишь раз довелось видеть изображение бога. Еще в Риме. Та статуэтка принадлежала однорукому ветерану, который помогал ему искать убийцу Олиния, его наставника. Как же звали калеку?.. Секунд! Хороший человек, но насчет веры своей предпочитал не распространяться. С тех пор Тарквиний старался узнать о митраизме как можно больше. И вот нынче ночью он попал в храм, и сам бог ниспослал ему видение. А если Пакор выживет, то можно надеяться, что откроется еще больше. Не исключено, что таким образом Тарквиний мог бы найти новые сведения о происхождении этрусков. Полено в очаге громко треснуло и распалось на две части, выбросив вверх столб оранжево-желтых искр. Тарквиний, прищурившись, внимательно следил за движением крошечных огненных точек, которые плясали в воздухе, описывая изящные спирали, прежде чем исчезнуть в дымоходе. Это был хороший знак.

Ромул увидел, что гаруспик следит за огнем, и в нем возродилась надежда.

— Великий Митра, — благоговейно молился Тарквиний. — Пусть этот раненый — мой враг, но ведь он твой последователь. Сделай так, чтобы я смог спасти его. Если ты не поможешь, он обязательно умрет.

Феликс и Бренн положили бесчувственного парфянина на кровать.

Оставшийся в комнате слуга испуганно раскрыл рот, увидев, как Тарквиний вынул кинжал.

Гаруспик заметил это и усмехнулся:

— Только не хватало мне сейчас убить его.

Тарквиний наклонился и начал разрезать пропитанную кровью одежду Пакора, оставляя стрелы на месте. Несколько мгновений — и парфянин лежал в чем мать родила. Коричневая кожа приобрела болезненно-серый цвет, грудь вздымалась слабо, почти незаметно.

При виде ужасных ран командира легиона Ромул закрыл глаза. Вокруг каждой стрелы появилась ярко-красная опухоль — первый признак того, что скифион делал свое дело. Но хуже всего выглядела рана на груди. То, что Пакор не был убит наповал стрелой, ударившей между двумя ребрами в область сердца, могло считаться чудом.

— Это смерть, — негромко сказал Бренн.

Тарквиний, погруженный в свои мысли, ничего не сказал, лишь вскинул брови.

Феликс медленно выдохнул сквозь зубы:

— Зачем вы его притащили?

— Необходимо, чтобы он выжил, — ответил Тарквиний. — Если он умрет, всем нам одна дорога — за ним.

Бренн молчал. Он полностью доверял гаруспику. Ведь он знал, хотя это было совершенно невозможно, что именно сказал ему наедине друид, перед тем как римляне поголовно уничтожили его племя.

А у второго галла, того, что поменьше ростом, был очень встревоженный вид.

Ромул понимал его чувства. И все же считал, что Тарквиний прав. В такую холодную зиму отправляться в дальний путь без хорошей одежды и большого запаса съестного слишком опасно. У них просто не было иного выбора, кроме как вернуться в форт легиона. Теперь их судьбы зависели от лежавшего перед ними полумертвого нагого человека. А вернее — от того, удастся ли Тарквинию спасти его. Он видел израненное тело Пакора, и ему казалось, что это невозможно. Взгляд юноши сам собой обратился к фигурке на алтаре. «Митра всемогущий, помоги нам!»

В этот момент в комнату вбежали несколько перепуганных слуг во главе с тем, который сбежал, когда в дом принесли его раненого хозяина. Они притащили и одеяла, и льняные простыни, и бронзовые миски с горячей водой, оставили все это возле кровати и сразу же, повинуясь приказу Ромула, вышли из спальни. Лишь двое из них — те, что были в комнате с самого начала, остались и сейчас расставляли светильники возле кровати, чтобы гаруспику было лучше видно. Еще через несколько мгновений появился охранник, отряженный за лекарской сумкой Тарквиния. При виде Пакора он побледнел как мел, попятился, бормоча себе под нос молитву, и занял место возле двери.

Порывшись в сумке, Тарквиний извлек несколько железных хирургических инструментов и ошпарил их в кипятке. Еще какие-то орудия он положил рядом на тот случай, если они понадобятся. У него были разнообразные ножички, щипчики и крючки. Вместе с палочками для зондирования ран и лопаточками лежали устрашающего вида пилки. Потом на свет появился моток коричневых ниток для зашивания ран, сделанных особым образом из овечьих кишок. Со свежей кишки Тарквиний осторожно снимал наружный слой, резал его на тонкие полоски, растягивал и просушивал. Полученные жесткие нитки годились для того, чтобы скреплять почти любые ткани человеческого тела, что Тарквиний не раз делал с помощью круглых или трехгранных иголок. Ромулу уже доводилось видеть, как гаруспик, пользуясь своими металлическими инструментами, лечил раненых воинов. Несколько чудом уцелевших лекарей легиона сами были мастерами своего дела, но и они постоянно изумлялись искусству Тарквиния.

В умелых руках Тарквиния, казалось бы, обреченные на смерть солдаты полностью исцелялись. Он ловко перевязывал порванные артерии, спасая людей от смертельной потери крови. Он сращивал сухожилия, возвращая подвижность поврежденным членам. Однажды он даже разрезал одному из легионеров кожу на голове, распилил череп и удалил кровяной сгусток с поверхности мозга. По словам Тарквиния, ключами к успеху были хорошее знание анатомии и абсолютная чистота. Хирургические операции, которые он проводил, буквально завораживали Ромула, вот и сейчас он придвинулся поближе, чтобы посмотреть, как будет действовать его друг. Но такому испытанию, как сейчас, знания и умения Тарквиния еще не подвергались. Раньше гаруспику приходилось врачевать относительно чистые раны, нанесенные остро отточенными копьями и мечами. А у скифских стрел наконечники были зазубренными и вдобавок смазанными смертоносным скифионом.