Затерянные во льдах. Роковая экспедиция - Иннес Хэммонд Страница 17

Она кивнула.

— Это было случайностью или нет? — спросил я.

— Я не знаю.

Она отвернулась и быстро пошла к камбузу.

Я схватил ее за локоть.

— Вы видели то, что произошло. Во всяком случае, в этом уверен Йоргенсен. Что это было — случайность или покушение на убийство?

Она поморщилась, услышав это ужасное слово.

— Я не знаю, — повторила она.

Я выпустил ее руку.

— Похоже, у него достаточно оснований для ненависти, — произнес я. — Как бы то ни было, отныне я рисковать не собираюсь.

Она скрылась за дверью камбуза. Я развернулся и по трапу поднялся на палубу. Едва я оказался наверху, как ветер навалился на меня всей своей массой. Добравшись до поручня, я всмотрелся в темноту. Море было всклокочено гневными волнами, которые злобно шипели всякий раз, когда яхта взлетала на гребень. Каждая волна являла собой борьбу между судном и морем, и иногда море выигрывало схватку, с треском врываясь на борт и вскипая на палубе. Йоргенсен все еще сидел за штурвалом. Дик укрылся в рубке и сидел нахохлившись рядом с Кертисом.

— Какая у нас скорость? — поинтересовался я у него.

— Около семи узлов.

— Вы видели Дахлера? — спросил Йоргенсен.

— Да, — ответил я.

— Что он говорит?

— Он говорит, что это было случайностью, — ответил я. — Штурвал оказался для него слишком тяжелым.

— Он лжет.

— Возможно, — ответил я. — Но вы не убедите в этом присяжных. То, что он калека и у него только одна рука, — неоспоримый факт. — Я обернулся к Дику. — Вам пора отдыхать, — сообщил ему я. — Наша очередь.

Йоргенсен, не говоря ни слова, передал мне штурвал. Я проследил за ним взглядом до самого трапа.

— Присматривай за ним, Дик, — произнес я. — Если мы не будем начеку, один из них очутится за бортом.

— Как я погляжу, не любят они друг друга, — произнес он. — Я угадал?

— Судя по тому, что ты ничего не заметил, не так уж сильно, — отозвался я. — Ты не против пару ночей поспать в кают-компании?

— В качестве сторожевого пса? Ладно уж. Но я должен тебя предупредить, Билл, что, когда я закрываю глаза, по мне может промаршировать полк убийц, а я и глазом не моргну.

С этими словами он спустился вниз, а я остался один в ревущей и неистово раскачивающейся ночи. Сидя за штурвалом, я чувствовал, как «Дивайнер» рвется вперед, разрезая воду, то приподнимаясь на волне, то соскальзывая по ее гребню. Ветер увлекал яхту все глубже в непроглядный мрак. Это было зловещее зрелище. Красный и зеленый ходовые огни озаряли паруса неземным сиянием, рассыпая вокруг демонически фосфоресцирующие искры. У меня в мозгу всплыла музыка из «Проклятия Фауста». Зловещий спуск в ад… Если бы Берлиоз включил в свое произведение сцену, когда Харон переплавляется через Стикс, то именно такое освещение он бы и использовал. Передо мной были идеальные декорации для чего-то ужасного! Я подумал об этих двух людях — Йоргенсене и Дахлере, — ненавидящих и одновременно страшащихся друг друга. Я громко рассмеялся. А я был так доволен собой, когда мне удалось перехитрить Йоргенсена, убедив его проплыть с нами по Темзе. В данный момент я был готов на многое ради того, чтобы вернуть себе возможность высадить его в Гринвиче.

Угрюмое течение моих мыслей было прервано появлением Джилл.

— Как Дахлер? — спросил я у нее.

— Спит, — ответила она, усаживаясь рядом со мной. — Он совершенно выбился из сил.

— А Йоргенсен? — поинтересовался я.

— Ушел к себе. А Дик устроился в кают-компании. — Она вздохнула и откинулась назад, опершись спиной о стену рубки. Бледный овал ее лица смутно виднелся в тусклом свете нактоуза. Вся остальная ее фигура представляла собой темную охапку свитеров и непромокаемого плаща. Время от времени нас обдавало брызгами, и мои глаза саднило от соленой воды.

— Устали? — спросил я.

— Немного, — сонным голосом отозвалась она.

— Почему бы вам не спуститься вниз? — предложил я. — На этой вахте мы больше не будем переставлять паруса.

— Я лучше побуду здесь, — ответила она. — На свежем воздухе.

Вскоре на палубу поднялся Уилсон и принес нам по кружке обжигающего кофе. После того как мы его выпили, потянулись оставшиеся три часа вахты. Один раз мы заметили ходовые огни дрифтера. Все остальное время яхта стремилась вперед, в бездну непроглядной тьмы. Сон давил нам на веки, и нам приходилось предпринимать отчаянные усилия, чтобы его отогнать. В четыре утра мы позвали вахту правого борта. Низкие тучи засветились едва заметным серебристым сиянием, позволив различить очертания постоянно настигающих нас волн.

Нас ожидал последний полный день в море. Ветер стихал, и море стало успокаиваться. При свете дня мы не выявили особых повреждений в снастях и снова поставили паруса. К полудню выглянуло водянистое солнце, и мне удалось уточнить местоположение яхты. Мы находились в тридцати милях к западу от норвежского порта Ставангер. Я изменил курс, приняв на одиннадцать румбов восточнее.

Весь этот день Дахлер не выходил из своей каюты. Джилл сообщила мне, что он находится в состоянии нервного истощения, а также страдает от морской болезни и недостатка пищи. Я заглянул к нему в полдень, сразу после обеда. Воздух в каюте был спертый, и дышать там было совершенно нечем. Дахлер лежал с закрытыми глазами. Под грязной щетиной его лицо казалось бы совсем серым, если бы не фиолетовый синяк на скуле и красная вспухшая губа. Я подумал, что он спит, но едва отвернулся, чтобы уйти, как он открыл глаза.

— Когда мы будем в Норвегии? — поинтересовался он.

— Завтра на рассвете, — ответил я.

— Завтра на рассвете, — медленно повторил он.

То, как он это произнес, заставило меня понять, что означает для него эта информация. Он очень давно не видел свою страну. Более того, в последний раз он был здесь в качестве заключенного, фактически раба, которого немцы заставили работать в горах на высоте более пяти тысяч футов. И покинул он ее тайком. Я представил себе ужасное путешествие, которое ему, должно быть, пришлось предпринять по железной дороге, когда их перевозили в Берген спрятанными в ящики, в которых должны были находиться немецкие авиадвигатели. Затем последовало плавание на остров и наконец последний отрезок пути на английском торпедном катере. И теперь он впервые после побега возвращался домой, где ему грозил арест. Внезапно мне стало его очень жаль.

— Нам может повстречаться пароход, идущий из Бергена в Британию, — произнес я. — Если это случится, возможно, стоит им посигналить, чтобы приняли вас на борт?

Он резко сел.

— Нет! — воскликнул он. — Нет. Я не боюсь. Я норвежец. Ни Йоргенсен, ни кто-либо еще не помешает мне вернуться в свою страну. — В его глазах светилась одержимость. — Куда вы направляетесь? — спросил он.