Лунный зверь - Гарри Килворт Страница 17

Враги молчали, поедая друг друга глазами. Меж тем наступила глубокая ночь. Пролетела сова, бросила взгляд на оцепеневших противников и скрылась за кронами деревьев. Свет в доме начал гаснуть. Люди укладывались спать. Постепенно весь дом потонул в темноте, и лишь в одном окне на первом этаже по-прежнему светился огонь.

— Странно, что это за свет такой? Неужели он до утра не погаснет? — рассеянно заметила О-ха, надеясь отвлечь внимание пса.

Но Сейбр и головы не повернул.

— Мой хозяин, — проскрежетал он. — В своем кабинете. Сидит за столом до утра. Хотя это не твое дело, лисье отродье.

И вновь в воздухе повисло молчание.

Вдруг О-ха осенила идея. Она встала и принялась скулить на луну. Резкий, пронзительный, душераздирающий звук прорезал тишину.

— Заткнись, — зарычал пес. — Воплями ты себе не поможешь.

Но лисица продолжала подвывать и скулить. Прежде чем пес успел вновь открыть рот, со стороны дома раздался человеческий лай. Заслышав голос своего повелителя, пес, подчиняясь неодолимому инстинкту, повернул голову. В то же мгновение О-ха соскочила на землю и бросилась наутек, зигзагами пересекая подстриженные лужайки. Риджбек, спохватившись, устремился в погоню, в два скачка нагнал лисицу и едва не схватил, но ей удалось увернуться. Миновав лужайку, она скрылась в высоких травах. Хотя преследователь был очень силен, лисица сумела от него оторваться. Она петляла в зарослях, перепрыгивала через все препятствия, которые ему приходилось огибать. Так они домчались до ограды. О-ха собрала всю свою ловкость, вскочила на стену и спрыгнула по другую сторону. На это пес был не способен.

— Мы еще встретимся, — долетел до нее его голос, дрожащий от бешенства. — Попомни мое слово, сука облезлая, я до тебя доберусь! Попробую, крепкий ли у тебя череп.

Не обращая внимания на собачьи вопли, которые доносились до нее все глуше, лисица бросилась к своим драгоценным чадам. Не помня себя от тревоги, она протиснулась в окно и оказалась в сарае.

Двое лисят были мертвы. Когда она тронула их носом, оказалось, что они уже окоченели. Да и остальные едва дышали. О-ха немедля принялась согревать их, даже не оттащив в сторону мертвых. Нельзя было терять ни секунды.

Но только она устроилась около лисят, слух и чутье вновь предупредили ее об опасности. Ошибки быть не могло — пес вел своего хозяина по следу, прямиком к ее убежищу. Схватив одного лисенка, О-ха успела выскочить в окно как раз в то мгновение, когда дверь со скрипом распахнулась.

Лисица что есть мочи бросилась в лес. Однако злорадный голос собаки заставил ее замереть и обернуться.

— Эй, ты, рыжая тварь! Где ты там? Твоим отродьям конец! Мой хозяин раздавил сапогами всех твоих заморышей до единого! Он ненавидит лис так же, как и я! Слышишь, ты! Слышишь!

Отчаяние пронзило ее насквозь.

Она осталась жива, и все же свирепый риджбек одержал над ней победу. Она чувствовала, что последний лисенок, которого она сжимала в зубах, холоден и неподвижен. Неужели в спешке она схватила мертвого? А может, он умер только что. Да, пес не мог измыслить более жестокого наказания за то, что она проникла в его владения и ускользнула от расправы.

Без сомнения, сейчас хозяин держал Сейбра на поводке, иначе пес вновь кинулся бы за ней в погоню.

Лисица положила на землю мертвого детеныша и испустила истошный вопль.

— Ты погубил моих детей, человечий прихвостень! Но меня тебе не поймать. Настанет день, я тихонько подкрадусь, когда ты будешь спать, и перегрызу тебе глотку! Я отомщу, так и знай!

О-ха сама прекрасно понимала, что это пустые, неисполнимые угрозы, но на пса они произвели нужное действие. Он буквально захлебнулся яростной бранью. А лисица схватила мертвого детеныша и скрылась в лесу.

Два дня спустя О-ха вернулась в барсучий городок, решив остаться здесь до конца своих дней. Все радости жизни обернулись для нее горем, и она уже не ждала ничего хорошего. Любовь и материнство потеряли для нее всякую привлекательность.

— Ха! Лисичка! Ну что, повидала мир? — спросил ее при встрече Гар.

— Повидала. И знаю теперь, там нет ничего хорошего. Только злоба и жестокость, — ответила О-ха.

Барсук понимающе кивнул головой:

— Вот как? Печально. Не от тебя первой я слышу это и все-таки думаю, это не вся правда. Наверное, каждый находит в мире то, что ищет.

— Мне очень жаль, что пришлось разочаровать тебя, — заметила лисица.

— Не меня, — возразил Гар. — Себя. Ты разочаровала себя, лисичка. Когда опять пойдешь смотреть мир, ищи чего-нибудь другого, не злобы. Ищи — и найдешь. Глаза, которыми надо смотреть мир, вот здесь, в сердце, не в голове. — Он указал лапой на грудь О-ха. — Помни это, когда вновь отправишься в путь.

— Никуда я больше не пойду, — с горечью перебила его лисица. — Мир уже забрал все, что у меня было. С меня хватит.

О-ха даже подумывала, не совершить ли ей рванц, ритуальное самоубийство, разорвав собственный живот зубами. И все же что-то удерживало ее — скорее всего мысль о том, что в Запределье на подобный поступок посмотрят неодобрительно. В конце концов она решила, что такой выход допустим лишь для лис, попавших в беспощадные металлические тиски капканов или западни. Те, кому опостылела жизнь, должны смириться. Страждущие телом, попавшие в неволю имеют право свести счеты с жизнью, страждущие духом обречены терпеть.

И О-ха, пересиливая себя, продолжала жить. Как и многие лисы до нее, она часто задумывалась над природой удивительного чувства, именуемого печалью. «Откуда она, печаль, — размышляла О-ха. — Приходит ли она в душу из мира, полного жестокости и несправедливости, или же каждая лиса рождается со своей печалью в душе, с печалью, которая дремлет до времени, пока невзгоды не пробудят ее?»

А в усадьбе еще одно существо не находило себе покоя, пылая жаждой мести, Сейбр-риджбек был вне себя от ярости: какая-то жалкая лисица ухитрилась провести его, избежать его смертоносных челюстей.

— Я запомнил этот запах, на всю жизнь запомнил, — твердил себе пес. — И чего бы мне это ни стоило, я поймаю эту мерзкую тварь и разорву на клочки, от носа до хвоста. Пусть она одурачила меня, ей это даром не пройдет. Скоро она узнает, что такое собака, настоящая собака.

Клятва была принесена, страшные обещания даны, и один из противников неминуемо должен был умереть. К несчастью для О-ха, она оказалась для грозного риджбека не просто ускользнувшей добычей. Она заставила пса выказать слабость, которой он стыдился больше всего, — неистребимый инстинкт повиновения хозяину. Такого унижения он не мог забыть. Стыд за себя нередко превращается в ненависть к свидетелям бесчестья, и Сейбр возненавидел О-ха всей душой. Теперь О-ха и все ее соплеменники стали для него заклятыми врагами.

В жарких странах под палящим солнцем свирепый риджбек выслеживал львов, вместе с другими псами набрасывался на леопардов и убивал их. По приказу хозяина настигал темнокожих людей, пытавшихся спастись бегством, и перегрызал им горло. И вдруг какая-то тварь — чуть больше кошки — вышла из столкновения с ним целой и невредимой. Для столь прославленного охотника это было неслыханным оскорблением. Оскорблением, которое можно смыть только кровью.