Четвертый бастион - Вячеслав Демченко Страница 17

Граф сердито запахнул полу домашнего халата, опускаясь в кресло у камина с готическими химерами:

– И потом, разве воинская доблесть сделает из шотландца англичанина? – лорд Рауд продолжал говорить сам с собой, но эту последнюю фразу произнес вслух, ведь истину нужно говорить громко!

Старый граф был, как говорится, old school – старой школы ^[32], потому и считал шотландское дворянство второсортным, если вообще достойным называться знатью.

«Как я надеялся, что судьба избавит меня и мою дочь от этого шотландского проходимца, но нет! – лорд Рауд снова рассуждал про себя. – Возмутитель спокойствия, этот Мак-Уолтер в далеком Крыму даже участвовал в несчастном деле под Балаклавой в октябре того года, но, прах его бери, остался жив и почти невредим, когда лучшие сыны Англии погибли».

Джон-Ксаверий поскреб подбородок, поджатый с привычной надменностью, но уже отмеченный седой щетиной запустения, с отчаянием, не глядя, схватил со столика курительную трубку и так же хотел схватить табакерку, но промахнулся. Табакерка едва не упала на ковер, и табак едва не рассыпался.

Записки британского хроникера

Правду сказать, сражение под Балаклавой, имевшее место 13 октября 1854 года едва ли претендовало на триумф британского оружия, но все-таки побудило королеву присочинить к Крымской медали еще одну планку на атласную голубую ленту: Balaklava.

Отчего надпись на дубовой ветви была сделана с ошибкой? Сказать трудно, ведь в королевском указе ошибки быть не может. Королева не ошибается, а значит – в указе нет слова Balaclava. Совсем нет. А есть другое слово, подменяющее собой то, которое означает этот позор британского командования.

Такое положение вещей вполне естественно, ведь случившаяся под Балаклавой трагедия поначалу отнюдь не считалась поводом для празднования, награждения кого-либо за что-либо, а скорее поводом для национальной панихиды, который от народа скрывался. Но когда в Лондон доставили искалеченных кавалеристов легкой бригады генерал-майора Кардигана, то Англия содрогнулась от ужаса – скрыть было уже ничего нельзя.

В легкой бригаде традиционно служил цвет британской аристократии. Ее блистательное будущее. Несбывшееся. Потому что отныне словосочетание The Charge of the Light Brigade (атака легкой кавалерии) стало в английском языке синонимом отчаянно безнадежной, а главное бессмысленной, атаки. Многие поняли особенность употребления слова Charge поэтом Теннисоном – не столько атака, сколько груз, тяжесть, обвинение.

Какой черт пихнул лорда Раглана под единственную руку, пихнул написать ту злополучную записку – приказ графу Лукану, командующему кавалерией, приказ, пославший в атаку промеж двух русских батарей (на верную гибель!) цвет британской кавалерии, цвет нации? Загадка, не разрешенная до сих пор.

Впрочем, вся эта трагедия хоть и является позором высшего командования, зато послужила славе английского субалтерн-офицерства, всегда полагавшего, что воинская наука – удел штабных и генералов, а подчиненные «должны не выбирать, а исполнять!» ^[33], то есть держаться под ядрами с истинно британским достоинством.

К чести младших офицеров, единственное, что их занимало в последние мгновенья жизни (и это истинное величие британского духа!), – соревнование. Почти спортивное. Кто первым доскачет до могилы!

Капитан Артур Тремейн из 13-го драгунского полка, летя вверх тормашками с убитой лошади, слышал, как слева от него кто-то кричал:

– Не давайте этим ублюдкам из 14-го выйти вперед!

В то время как уланы 14-го полка ревели:

– Вперед, мертвецы, вперед!

– Это великолепно, но это не война! – крикнул английским штабным возмущенный и прямо-таки растерявшийся от увиденного генерал Боске, один из лучших генералов французской армии. – Это сумасшествие!

Отступление легкой бригады было еще более гибельным, чем наступление. Но, кроме фразы «атака легкой кавалерии», ставшей практически афоризмом о генеральской тупости и самоубийственной исполнительности офицерства, Балаклава подарила Англии и другое высказывание, выразившее образчик стойкости британского солдата – «тонкая красная линия (The Thin Red Line)». В смысловом переводе – «оборона из последних сил».

Выражение пошло от корреспондента «Таймс» Уильяма Рассела, описавшего потом шотландский полк как «тонкую красную полоску, ощетинившуюся сталью». И об этом нельзя было бы не упомянуть, даже если б чуть правее Джона Скотта, адъютанта сэра Кэмпбелла, в этой «тонкой красной линии» не стоял наш лейтенант 93-го егерского шотландского полка баронет Мак-Уолтер, слышавший собственными ушами ответ адъютанта на приказ генерал-майора.

Диалог этот вошел в военную историю Великобритании:

– Приказа к отходу не будет, парни. Вы должны умереть там, где стоите.

– Есть, сэр. Если понадобится, мы это сделаем.

С точки зрения русского хроникера

«Не так, чтоб уж очень…»

Понуждаемый императором придворный острослов, человек тонкого ума, но никакой военный – почему, наверное, и главнокомандующий, как уж водится, – светлейший князь Меншиков, преодолевая природное свое недоверие к русскому солдату, решился-таки хоть на какую-то видимость активных действий.

Так-то он со дня высадки союзного экспедиционного корпуса был более уверен в просвещенной и прогрессивной Европе. Дескать, куды нам, лапотным! Однако под давлением императора наконец князем был отдан приказ напасть на английский лагерь в Балаклаве, а вернее – на турок, традиционно битых русскими со времен Румянцева и охранявших английский лагерь в силу британской привычки таскать каштаны чужими руками.

Справедливости ради нельзя не отметить, что английское командование усвоило себе правильное понимание источника турецкой воинственности – «чем толще стены, отделяющие их от русских, тем она больше». Так пусть уж сидят в редутах! Не все же им, в самом деле, служить прислугой да вьючными животными – война, как-никак!

Однако и при таком раскладе наследникам блистательной Османской империи хватило мужества на считаные секунды. Стоило туркам увидеть несущуюся на них русскую кавалерию, как они тут же бросили все четыре редута и понеслись в лагерь сообщить англичанам «пренеприятное известие», где были, как водится, биты, кое-как вразумлены и возвращены в строй.

Тут-то, пока в редуты не прибыло подкрепление из лагеря, и случился подвиг 93-го шотландского полка. Между наступавшим русским отрядом генерал-лейтенанта Липранди и английским лагерем оказалась только легендарная «тонкая красная линия». Красная, потому как мундиры шотландцев были обычного тогда цвета британской армии – красные. Да и гольфы под юбками, пардон, килтами, были красного тартана – узор такой в клеточку. А истончена была линия по приказу самого командира полка, баронета Колина Кэмпбелла, который, вопреки требованию устава, развернул своих стрелков в шеренгу не в четыре ряда, как положено, а только в два – уж очень большой фронт надо было перекрыть.