Остров затонувших кораблей - Стивен Робертс Страница 16

На рассвете третьего дня началось веселье. Целый час после восхода солнца форт обстреливали из пушек. Ядра свистели, прорезая воздух над крышей блокгауза, ломали деревья позади и взметали песок перед частоколом. К счастью нашему, Кидд выбрал удачное место. Форт находился на плоской возвышенности, и с моря прицельный огонь из пушек был невозможен. Но вот случайные ядра могли принести много беды. Мы пережидали канонаду, прижимаясь друг другу под прикрытием толстых бревенчатых стен.

Затем на миг наступила тишина. Глубокая тишина, подобная затишью перед бурей. Птицы молчали, ветер не шумел в листве. Казалось, даже прибой утих, сник, как пристыженный младенец. И мы сидели тихо, не шевелясь, вслушиваясь в эту тишину.

Долго ли так длилось, не скажу. Время иногда сжимается, и тогда час кажется мигом, а миг вечностью. Время, как вода, может застыть, подобно льду, или взорваться облаком пара над гейзером. Такое случается в особенные моменты сосредоточенности или расслабления. Мы были сосредоточены, дальше некуда. Дышать боялись.

И время взорвалось…

Грянул далёкий выстрел, сигнал к действию. А затем раздались крики команд и барабанная дробь. Мы сорвались с мест, сыпанув к бойницам.

Поднимаясь по склону холма нестройным маршем, к нам приближались португальские солдаты. Впереди офицер в сверкающей каске, с саблей в руках. За ним мушкетёры.

Почти в тот же момент из чащи раздались дикие крики и свист, грянул нестройный залп ружей. Головорезы Горлопана заходили с другой стороны.

Толпа пиратов француза в компании с даго со всех сторон бросились штурмовать частокол. Пальба из мушкетов не остановила этой волны, и скоро началось настоящая битва вокруг блокгауза.

Мы дрались, как львы. Скотина Ла Буше выбрал удачное время для атаки. Солнце светило в спины атакующих, слепя нас яркими лучами. Десятками перелезая через частокол, враги ломились к проходу в блокгаус. Мы встретили их градом пуль, и некоторые сваливались мешками, крича от боли и испуга. Иные не кричали, поражённые наповал. Но это не остановило нападающих. Флинт с компанией самых отчаянных парней бросился наружу, отбивать атаку в рукопашной схватке. Остальные стреляли через бойницы, и скоро внутри помещения так всё заволокло дымом так, что невозможно было разглядеть собственную руку. Дышать стало невозможно, и многие так же кинулись наружу. Уж лучше быстро умереть на свежем воздухе, чем задохнуться в пороховом дыму. В горле саднило, глаза слезились, когда я с саблей наголо выскочил из дымного полумрака на солнечный свет.

Сражение шло вовсю. Я видел Флинта, уложившего двоих одним ударом тесака. Пусть противников втрое больше, но им не сравниться с нами в открытом бою. Так мне думалось.

Закричав, я бросился к восточным бойницам, где двое здоровенных даго наседали на Джоба, прижимая его к стене. Я подбежал и полоснул одного по спине, и когда тот повернулся, снова рубанул, целя в лицо. Бросив саблю, он дико заорал, закрыл лицо руками и бросился бежать вниз по склону. Вдвоём с Андерсоном, мы скоро расправились со вторым даго. Но ему на выручку бежали новые противники, и нам пришлось отступить за северную стену, где было больше наших.

Здесь я смог перевести дыхание. Солнце не слепило глаза, как на южной стороне.

Нас теснили от входа, и вскоре битва проходила больше на западном склоне. Несколько противников прорвалось в блокгауз.

— Тут пусто! — раздались крики из сруба. — Ничего нет!

Они не обнаружили того, что искали. А искали они, несомненно, тяжёлые сундуки или бочонки. Другой причины рисковать своими шкурами у них не было.

На этом схватка закончилась.

Крики подхватили на улице, и враги понемногу стали отходить. Я понял, в чём дело. Они убедились, что сокровищ нет в блокгаусе. Смысла продолжать бой не было. Атака схлынула сама собой, и последние разбойники бежали, переваливаясь через брёвна частокола и скрываясь в лесу.

Результат битвы был страшен. Мы потеряли убитыми семь человек, и ещё двенадцать были серьёзно ранены. Это не считая раненных легко.

А ещё двое исчезли. Пропали. Возможно, их захватили в плен, надеясь допросить. Это уж точно было не к добру. Среди исчезнувших был и Пью Живодёр.

Зато вокруг блокгауса лежало, по крайней мере, две дюжины противников. Некоторые из них пытались ползти прочь от сруба.

Флинт, не говоря ни слова, направился к раненным врагам. Расправа была коротка — он просто всаживал в них остриё сабли. Нанизывал, словно мух на иглу. И смотрел, как они корчатся и умирают. Он заглядывал им в лица, наслаждаясь страхом смерти в глазах. И казалось, ловил последнее дыхание, срывавшееся с губ.

А лейтенанту даго, подбитому картечью у частокола, но всё ещё живому, он выколол глаза. После чего отрубил голову и перебросил её через ограду.

Жестокость Флинта шокировала даже бывалых. Но это было ещё не всё. Флинт заставил нас поснимать головы остальным врагам, и надеть их на частокол. Это было ужасное зрелище даже для меня, видавшего и не такое. Обезглавленные тела мы сложили штабелем на склоне холма, чтоб видно было издали.

Наших убитых кинули в общую кучу, для пущего страху. Хоронить их никто не собирался.

На ногах осталось едва человек двадцать. Раненных кое как перебинтовали, но это помогло не всем. К закату умерло ещё трое, и они присоединились к горке трупов на склоне. Кровь ручьями подтекала, впитываясь в песок.

Каторжник, верещавший всё время, пока гремел бой, теперь сидел на балке дверного перекрытия и тихо повторял: «Руби, руби, кровь». Птица не переставала удивлять нас.

Положение, хуже некуда. Без припасов, в окружении врагов, мы имели мизерные шансы на спасение. Нужны были решительные шаги. И мы их предприняли.

Пошептавшись с Джоном, составили план спасения. И решили привести его в исполнение той же ночью. Остаток дня мы с Джоном провели, незаметно совещаясь с избранными людьми, объясняя им наш план. Отказавшихся не нашлось, к закату всё было готово. Оставалось дождаться нужного часа.