Путь через равнину - Джин М. Ауэл Страница 16

Эйла тоже верила, что здесь не обходится без волшебства, но оно заключалось не в ней, а в огненном камне. Перед тем как покинуть Долину, они с Джондаларом набрали как можно больше этих серовато-желтых камней, не надеясь найти их в других местах. Несколько штук они отдали в Львином стойбище и на стоянке у Мамутои, но осталось еще много. Джондалар хотел поделиться камнями со своим народом. Умение быстро разжечь огонь было чрезвычайно полезным по многим причинам.

Внутри окруженного камнями кострища молодая женщина положила сухую кору и пух сорняков и добавила к этому прутики и ветки для растопки. Рядом была еще куча сухостоя из леска. Затем она взяла пирит, направила под углом, который по опыту считала наилучшим, и ударила о камень. Большая, яркая, долго не гаснущая искра вылетела из камня и упала на маленькую кучку, та задымилась. Прикрывая дым ладошкой, Эйла стала осторожно дуть. Маленький уголек стал краснеть, и затем появились слабые золотистые язычки огня. Она стала дуть сильнее — и разгорелось небольшое пламя. Тут же она подложила ветки, а когда костер разгорелся, добавила и толстых сучьев.

К возвращению Джондалара в огне нагревались круглые камни, найденные Эйлой на берегу, а над самим костром, на вертеле, жарился сочный кусок бизоньего мяса. Вымыв руки, Эйла резала корешки разных растений и белые крахмалистые клубни с коричневой кожурой, чтобы положить их в особого плетения корзинку, наполовину наполненную водой, где уже лежал жирный язык. Кроме того, была приготовлена маленькая кучка моркови. Высокий мужчина опустил на землю принесенные дрова.

— Неплохо пахнет, — сказал он. — Что ты готовишь?

— Жарю бизонье мясо, чтобы есть его в пути. А на вечер и утро готовлю суп с языком, овощами и остатками припасов из Ковыльного стойбища.

Палкой она выкатила из костра разогретый камень и смела с него пепел веткой. Затем, используя две палки, словно щипцы, подняла камень и опустила его в сосуд с водой и языком. Вода зашипела, забурлила — камень отдавал свое тепло воде. Эйла быстро кинула в посудину еще несколько камней, добавила туда нарезанную зелень и закрыла крышкой.

— А что ты кладешь в суп?

Эйла улыбнулась. Его всегда интересовали малейшие кулинарные мелочи, даже те травы, которые она использовала для заварки чая. Это была еще одна черточка его характера, которая удивляла ее, потому что ни один мужчина в Клане, даже самый любопытный, никогда не проявлял интереса к тому, что было заложено в женской памяти и опыте.

— Кроме этих корней, я добавлю зеленые побеги медвежьих ушек, зеленый лук, кусочки очищенного чертополоха, горошек из стручков вики, несколько листочков шалфея и чабреца для запаха. Может быть, еще мать-и-мачехи — у них солоноватый вкус. Если мы достигнем моря Беран, возможно, мы найдем там настоящую соль. Когда я жила в Клане, мы пользовались ею постоянно, — припомнила вдруг Эйла. — А для жаркого надо натереть хрена, что я отыскала нынче утром. Этому я научилась на Летнем Сходе. Это очень остро, но его нужно чуть-чуть, он придает мясу своеобразный вкус. Тебе понравится…

— А эти листья для чего? — Он указал на собранный Эйлой букет. Ему всегда хотелось знать, что и как она использует при приготовлении пищи. Ему нравилось приготовленное ею, но еда эта была какой-то необычной, она обладала весьма специфическим вкусом и запахом и совсем не походила на то, что он привык есть с детства.

— Это листья гусиных лапок, в них я заверну жареное мясо, — ответила она. — Когда оно остынет, то будет очень приятным на вкус. — Эйла задумчиво посмотрела на растения. — Возможно, чуть-чуть посыплю мясо пеплом из костра. Это тоже слегка заменяет соль. И надо бы добавить немного жареного мяса в суп… Для цвета и вкуса. Из языка и жаркого получится прекрасный бульон, а завтра утром я приготовлю что-нибудь из собранного зерна. Остатки языка заверну в сухие листья и положу в сумку, где уже лежит сырое мясо для нас и кусок — для Волка. Там еще осталось место. Ночью холодно, так что некоторое время оно не испортится.

— Звучит соблазнительно. Жду не дождусь, когда все будет готово. Кстати, у тебя есть лишняя корзина?

— Есть, а зачем тебе?

— Скажу, когда вернусь. — Он таинственно улыбнулся. Эйла добавила в сосуд горячие камни. Пока готовилась еда, она рассортировала собранные растения, выбрав те, которые отпугивали бы Волка, остальные же отложила в сторону — для себя. Затем размяла хрен и добавила туда чуть бульона и другие растения с резким жгучим запахом, добиваясь отталкивающего сочетания.

«Хотя хрен и так пахнет достаточно резко, но не мешало бы добавить к нему и артемизию с ее камфарным запахом, — подумала она и взялась за растение, отложенное в сторону. — Рада, что я нашла его. Трав для утреннего чая не хватит на весь путь. Надо бы поискать еще, чтобы не забеременеть, так долго пребывая с Джондаларом наедине». Мысль об этом заставила ее улыбнуться.

«Я-то уж знаю, как появляются дети, что бы там люди ни болтали о духах. Вот почему мужчины вкладывают свой орган в то место, откуда появляются дети. И почему женщинам хочется этого. И Великая Мать дала людям Дар Наслаждения. Дар жизни тоже от нее, и Она хочет, чтобы Ее дети радовались, создавая новую жизнь, тем более что родить ребенка вовсе не легко. Женщины, возможно, перестали бы рожать, если бы не Дар Наслаждения. Дети прекрасны, но ты не знаешь об этом, пока не родишь». Эйла самостоятельно разрабатывала свои идеи по поводу жизни в ту зиму, когда она общалась с Мамутои, старым шаманом из Львиного стойбища, хотя мысли об истинной природе деторождения появлялись у нее и до этого.

«Но Бруд не доставил мне наслаждения, — вспомнила она. — Я ненавидела его, когда он насиловал меня. Но зато я знаю, как появился Дарк. Никто и не думал, что у меня могут быть дети. Думали, что мой тотем Пещерный Лев слишком могуч, чтобы мужской тотем мог одержать верх, и все удивлялись этому. Но Бруд взял меня силой, и я почувствовала, как внутри меня растет ребенок, и Бруд был одной из причин. Мой тотем знал, как я желала собственного ребенка, и, возможно, Великая Мать тоже желала этого. Наверное, это был единственный путь. Мамут говорил, что Наслаждение — Дар Матери и потому оно так сильно. Очень трудно устоять перед ним. И мужчинам даже труднее, чем женщинам.

Так произошло с рыжей самкой мамонта. Все самцы хотели ее, но она не хотела их. Она ждала своего огромного самца. Может быть, поэтому Бруд не мог оставить Меня в покое, хотя и ненавидел, но Дар Наслаждения был сильнее ненависти. Возможно, он поступил так не только ради Наслаждения. Он мог достичь его и сам по себе, и с любой из женщин, если бы захотел. Но, думаю, он знал, как я его ненавижу, и это лишь усиливало его Наслаждение. Бруд зачал моего ребенка, а возможно, мой тотем просто сдался, зная, как я желаю ребенка. Но Бруд мог дать мне только свой орган. Он не дал мне Дара Наслаждения. И только Джондалар сделал это.

Но Дар Матери был больше, чем просто Наслаждение. Если Она хотела дать Своим детям Дар Наслаждения, то почему вложила его в то место, откуда появляются дети? Места Наслаждений могли быть где угодно. Мои — не там, где у Джондалара. К нему Наслаждение приходит тогда, когда он внутри меня, а ко мне по-разному. Когда он дает мне Наслаждение, Наслаждением полна каждая частица моего тела — и внутри, и снаружи. Когда мне хочется, чтобы он вошел в меня, я не думаю, что место Наслаждения внутри. Когда я возбуждена, Джондалар должен быть нежным, или будет очень больно. Если бы место Наслаждения у женщины было только внутри, то рождение детей было бы еще более тяжким, чем на самом деле. Но как Джондалар узнает, что надо делать? Он знал, как я могу почувствовать Наслаждение, раньше, чем я поняла, что это такое. Наверное, большой мамонт тоже знал, как доставить Наслаждение той красивой рыжей самке. Ведь она издала тот глухой вопль, потому что почувствовала Наслаждение. Потому были счастливы все в ее семействе…»