Утерянное Евангелие. Книга 2 - Константин Стогний Страница 14

Ремесленники жили в нижней части города, прямо у реки. Нижний город был укреплен деревянным частоколом с башнями. Бревенчатые постройки тесно лепились друг к другу. В избах тускло горели светильники. На полках стояла глиняная посуда. В каждом доме были веретено и прялка.

Киевские ремесленники славились своим мастерством. С помощью круга, который вращался вручную, гончары делали из простой глины горшки, ковши и корчаги. С утра до позднего вечера работали кузнецы: в печах-домницах из руды выплавляли железо, а затем ковали из него топоры, железные сошники для сохи. Киевские кузнецы нашли форму топора, сохранившуюся до наших дней, викинги называли ее «тапр-окс». Для знатных горожанок киевские ювелиры-златокузнецы создавали драгоценные украшения. Золотая и серебряная посуда подавалась к столу князя.

Жителям Киева приходилось постоянно отражать набеги степных кочевников-печенегов. Отважно бились доблестные воины. На защиту города поднимались все его жители. Меткие стрелы обращали в бегство непрошеных гостей. На Подоле, на месте битвы с кочевниками, повелела княгиня Ольга выстроить величественный христианский храм — Свято-Ильинскую церковь. Таким запомнил свой родной город Владимир, когда в десятилетнем возрасте он покинул его…

У пристани стояли суда и раздавался стук молотков — это умелые плотники чинили по весне ладьи. С южной каменной башни верхнего города раздался трубный глас. Это дозорный давал сигнал, что видит приближающуюся флотилию снеккаров — военных кораблей. Услышав тревожный звук, подольские ремесленники, трудившиеся прямо на улице — кто мял шкуры, кто разделывал мясо, кто возился с парусами, — поспешили свернуть работы.

Уже вскоре дозорный на деревянной башне нижнего города начал отчаянно колотить в рынду. По переполоху было ясно, что возвращается кто-то из князей Рюриковичей. Но кто? Двадцатитрехлетний киевский князь Ярополк? Девятнадцатилетний новгородский князь Владимир? Оба, заключив мир в крепости Рόдне, что ниже по течению? Или кто-то один, а другой — убит?

Горожане с Подола бросились встречать флотилию. В одном доме даже забыли трехлетнего мальчишку, который совершенно голый и босиком тоже преодолел порог незапертой двери и заковылял в сторону пристани. Кто бежал, распугивая домашнюю птицу, кто шел скорым шагом, бранясь на сновавших под ногами коз.

Олаф Трюггвасон, зажимавший в княжеских палатах какую-то белокурую прелестницу, вдруг отпустил ее, прислушался к дозорной трубе и просиял.

— Сигурд! — воскликнул шестнадцатилетний юноша, хлопнул на прощанье девчонку по мягкому месту и выскочил во двор.

Златовласка осталась крайне недовольна таким обращением. Она заткнула уши, чтобы не слышать глас дозорной трубы, и завалилась на ложе из мягких оленьих шкур. А Олаф присмотрелся к стягу новгородского князя на мачте снеккара на двенадцать пар весел и радостно улыбнулся во весь рот. Стремянный подал ему буланого коня, юноша лихо вскочил в седло и поскакал под гору на Подол.

Викинги на переднем снеккаре развлекались тем, что бегали за бортом по веслам. Гребцы держали их горизонтально по отношению к воде, а удалые молодцы старались пробежать сначала за правым бортом по веслам над водой от кормы к носу, а потом обратно — за левым бортом — к корме. Те, кому не удавалось, падали в воду, и товарищи со смехом вытаскивали их на борт.

Встречающим киянам тоже понравилась эта традиционная варяжская забава. В одном из удальцов по кожаной безрукавке с нашитыми по всей поверхности серебряными бляхами в виде звезд они угадывали молодого князя Владимира. Вот и он не удержался на мокром дереве и ухнул вниз, но успел зацепиться за весло, подтянулся и встал на него ногами. Сделал еще шаг на последнее весло и, уже запрыгивая на борт, опять поскользнулся и упал в Днепр. От души хохотали встречающие кияне, заразительно смеялись даны, вытащившие князя из днепровской водицы.

— Славься, Владимир! Славься, Владимир! Славься, Владимир! — кричали горожане у причала. Гребцы на снеккаре по команде подняли вверх все двадцать четыре весла. Дюжие молодцы на причале поймали нос ладьи, и прибывшие вышли на доски пристани.

Растолкав толпу конем, Олаф наконец-то увидел того, к кому так торопился.

— Здравствуй, Сигурд! — выкрикнул Олаф своему дяде — новгородскому воеводе Сигурду Эйриксону.

— Здравствуй, Олаф! — так же громко ответил Сигурд своему племяннику — Олафу Трюггвасону.

Не успел Олаф спешиться, как увидел, что к его дяде подошел молодой человек в мокрой безрукавке, расшитой серебряными звездами.

— Что за мокрая птица?! — крикнул всадник.

— Олаф, не болтай! — предупредил его Сигурд. — Это наш князь новгородский, а теперь и киевский — Владимир Святославич.

— Это мой единственный племянник, — пояснил воевода своему князю. — Кичится своей красотой, не хочет слезать с лошади!

Но юноша уже подскочил к седеющему бородачу и схватил его за плечи:

— Сигур-р-р-р-рд! Медведь!

— Олаф-ф-ф-ф! — ответил ему той же монетой воевода и встряхнул племянника так, что у того чуть не отвалилась голова.

Они оба хохотали во всю глотку. Владимир же стоял рядом с подчеркнуто чопорным видом.

— Я восемь лет не был в Киеве, племяш. Так что, будь добр, покажи Владимиру, что тут к чему.

Наконец дядя и племянник расцепились, и Олаф развернулся к Владимиру.

— Покажу!

— У меня тут пока еще нет друзей, — сказал князь.

— Понимаю, — ответил Олаф.

— Подбери ему лошадь! — приказал Сигурд и сильно хлопнул племянника рукой по ягодице, как бывало, когда тот был еще ребенком.

— Я свою дам! — крикнул юноша и бросился в толпу за конем.

— Олаф! — рыкнул ему вдогонку Сигурд. — Как там моя сестра Астрид?

— При дворе княгини Ольги, — ответил юноша. — Занимаются хозяйством вместе с Мальфред.

— Надеюсь, что вы с ним станете друзьями, как подружились ваши матери, — пожелал князю его воевода и стукнул себя в грудь. — Он весь в меня! Наша кровь!

* * *

В княжеских палатах был пир горой и дым коромыслом. Слуги принесли на огромной жерди тушу кабана, запеченную целиком. Через низкую жаровню прыгали, резвясь, йомсвикинги. Из гигантской пенной бочки служанки прямо руками зачерпывали пиво в огромные турьи рога и разносили их пировавшим. Один из них, окованный золотом, принял Сигурд и, забравшись на деревянную скамью, поднял его двумя руками к потолку и закричал:

– Óди-и-и-и-ин!!!

Он, воевода покойного киевского князя Святослава, наконец-то вернулся в Кенугард и благодарил за это бога войны.

— Оди-и-и-и-ин!!! — поддержали воеводу даны, норвеги и йомсвикинги.

Пир ненадолго замолк, пока все осушали свои костяные кубки.

— Ты зачем Полоцк разорил, Владимир? — строго спросила старая княгиня Ольга, сидевшая на самом почетном месте.