Харбинский экспресс - Андрей Орлов Страница 14

— Дуся, что ж вам теперь делать? Коли все сгорело, так и денег, стало быть, не осталось?

Агранцев засмеялся.

— Это вздор. Стану я держать в дрянной гостинице вещи. Есть у меня друг детства. Вместе корпус заканчивали, потом судьба раскидала, а тут довелось встретиться. Вот как себе ему доверяю. У него и храню пожитки.

— А что ж к нему вовсе не переедете?

— Женился он. Недавно должность получил при дороге. Квартира казенная, но не очень-то велика. Стеснять не хочу. Да и скучно.

— А своего Зигмунда у товарища почему не оставите?

Агранцев вновь расхохотался.

— Оттого, что мой ненаглядный Зиги очень разборчив. Тебя вот признал. А к другому не пойдет, ни-ни.

— Я и сама его полюбила, — сказала Лулу. — Он чудо что за пупсик. Такой душка! Весь день бы с ним одним и играла.

Надо сказать, кот, развалившийся у нее в ногах, не очень-то походил на «пупсика» или «душку». Весь черный (белыми у него были кончик хвоста, подбородок да носочки на передних лапах), и морда самая что ни есть разбойничья, украшенная щедро шрамами. Должно быть, память о тех временах, когда в его жизни не было атласных подушек.

— Ну, не такой уж он пупсик, — сказал Агранцев. — Это корсар, чистый корсар! Но тебя любит. И ты его береги. Он мне все равно что боевой товарищ. Некуда пока деть этого флибустьера, а в тебе я уверен.

— А те трое друзей, что наверху?

— Они не друзья.

— Я слышала, ты, дусечка, их под ключ посадил.

Ротмистр поморщился.

— Это, моя прелесть, не твоего ума дело.

Тут в дверь осторожно постучали, и ротмистр выглянул в коридор. Там стоял «малиновый» официант с подносом. На нем — бутылка ликера, ваза с апельсинами, засахаренные фрукты и пирожные.

— Поставь на стол.

Посыльный, освободив поднос, повернулся к ротмистру.

— Что прикажете подать наверх вашим гостям?

— Пока ничего.

— Но…

— Ни-че-го.

Официант согнулся в поклоне.

— Как угодно-с.

— Ступай, — махнул рукой ротмистр.

— Сию минуту-с. Вот только…

— Чего еще?

— Мадам Дорис очень просят вас к ней пожаловать.

— Да? Ладно, передай, приду.

Дверь за официантом бесшумно закрылась.

Агранцев оделся быстро, с небрежной ловкостью, всегда отличающей опытного офицера, и прошел к знакомому ему кабинету в конце коридора.

Вошел он без стука и уселся в глубокое, обитое красным бархатом «павловское» кресло. Сказал насмешливо:

— Как ветер легкий, я примчался на зов волшебный нимфы… Итак?

Дорис поднялась навстречу из-за стола. Ставни в кабинете были закрыты, царил полумрак, лишь частично разгоняемый свечой в шандале.

— Володя, я встревожена. Что за игры?

Агранцев пожал плечами.

— Не более чем временное неудобство. Я его компенсирую.

— Надеюсь. Но ты задерживаешь этих людей насильно. Когда они выйдут, будет скандал. Мне это не нужно.

Ротмистр слегка подобрался, тонкие усы его шевельнулись, а карие глаза вспыхнули.

— Ах, Дорис, вы точно все сговорились. Они не друзья мне, — сказал он. — Но все это пустяки. Тебе волноваться не о чем. Пока что.

Сказано было небрежно, однако хозяйка вздрогнула.

— Володя, я просто не хочу неприятностей…

— А опий? Его ты тоже не хочешь?

Дорис закусила губу.

— Я за него неплохо плачу.

— Верно. Однако твое заведение — не одно в городе.

Плечи у Дорис слегка опустились.

— Хорошо. Чего ты хочешь, Володя?

— Чтобы мне не мешали. Я полагаю, один из людей наверху покушается на мою жизнь. Это требуется прояснить. Возможно, придется мне отлучиться, и я хочу, чтобы за ними проследили. И не дали покинуть этот приют. Хотя бы даже насильно.

Дорис кивнула.

— Распоряжусь.

Ротмистр расправил усики.

— Все устроится. Потерпи до завтра.

— Что можно успеть за день в таком деле?

— Многое. У меня связи. Ладно, пойду-ка, дербалызну с Лулу. — Он повернулся уходить.

— Володя… — проговорила Дорис. — Отчего вы не служите?

Агранцев резко повернулся.

— Оттого, дорогая Дорис, что в доблестной рати генерала Хорвата с успехом может служить лишь военно-штабная крыса. Я там не приживусь. Да и с красными воевать генерал пока не торопится. Поэтому нам с ним не по пути. Я уж скорее к атаману Семину. Хоть и прохвост, а комиссаров ненавидит люто. У него немало моих однокашников с Николаевского кавалерийского. Вспомним, так сказать, годы златые.

* * *

Едва ли не наибольшее помещение в особняке Дорис занимала прачечная. Трудились здесь молодые китаянки — молчаливые, улыбчивые и необыкновенно спорые. За ними и приглядывать почти что не требовалось. Что скажет Иван Дормидонтович, то и сделают. И работать будут столько, сколько придется.

А чего удивительного?

Иван Дормидонтович Власов был в заведении мадам Дорис самым уважаемым человеком. То есть, конечно, после самой хозяйки. И совершенно незаменимым. На нем и хозяйство держалось. Очень немалое: обе кухни — белая для гостей и черная для прислуги, та же прачечная, горничные (эти были русскими девушками; столь деликатную сферу азиаткам доверить никак нельзя — напортачат, объясняйся потом с господами), конюшня (мадам содержала собственный выезд), мастерские, в коих обретался столяр Никодим с сыновьями — этим работы хватало, потому как мебель, в особенности спальной породы, то и дело требовала ремонта. А еще истопник Матти, чухонец, невесть каким ветром занесенный в эти края, а еще двое братьев Свищевых, которые числились помощниками истопника, но к печам и близко не подходили, а просиживали круглые сутки у себя в комнате иль в кабинете мадам… У братьев не было постоянных обязанностей, зато каждый имел пудовые кулаки и мало в какую дверь мог войти, не согнувшись. С этими требовалось держать ухо востро, но Иван Дормидонтович и к ним отыскал подходец. Да, еще мальчишки-посыльные… Словом, всех и не перечислишь.

Иван Дормидонтович это сложнейшее устройство держал в кулаке, и держал крепко. Был он родом из староверов, однако от исповедания пращуров мало-помалу отстал, хоть и носил длиннющую бороду да крестился двуперстием. Но тут все и заканчивалось, что неудивительно, — работая в заведении Дорис, благостность хранить затруднительно.

Вставал Иван Дормидонтович обыкновенно в половине шестого, поэтому нынче был уже давно на ногах. Распорядившись по неотложным делам, прошел на белую кухню, снял пробу, будто капитан на военном фрегате. Шеф-повар Ли Синь все это время почтительно кланялся, как заведенный. Повар знал сто сорок четыре рецепта приготовления одного только риса, и секретами своей кухни владел виртуозно. Что, впрочем, не мешало ему варить такие борщи да печь столь волшебные расстегаи, что восхитился б самый матерый сибирский чалдон.