Борджиа - Мишель Зевако Страница 13

Чезаре продолжал хранить молчание. Он только слегка побледнел. А папа продолжал:

– Ах, бедный мой Франческо! Когда подумаю, что еще позавчера вечером он, полный жизни, веселый, пришел ко мне, а я посоветовал ему провести вечер у твоей сестры Лукреции… Будь проклят этот совет… Разумеется, его убили, когда он вышел из палаццо Лукреции, мой бедный Франческо! Такой добрый! Такой нежный!.. Сердце мое кровоточит… А ты, Чезаре, не плачешь?

– Отец, я жду момента, чтобы поговорить о серьезных вещах, когда вы перестанете ломать комедию…

– Черт возьми! Что это значит?

– Это значит, что вас обрадовала смерть Франческо, или я больше ничего не понимаю!

– Неблагодарный сын! Как ты мог такое подумать! Ты оскорбляешь мое горе!

– Франческо стеснял вас, отец, – Чезаре повысил голос. – Коварный, трусливый, лживый, недостойный родового имени, которое он носил, тайный противник вашей славы, вашего величия, бессильный заговорщик, не умеющий ни любить, ни ненавидеть – он бесчестил нас, отец! Его смерть стала благодеянием для нас!

– Заговорщик? Ты сказал, он был заговорщиком?

– Вы это знаете так же хорошо, как и я, отец!

– Не важно! Злодеяние было жестоким, и оно должно быть наказано! Ты слышишь меня, Чезаре?.. Что бы ни замышлял против нас бедный Франческо, нельзя терпеть, чтобы кто-либо в мире смел поднять руку на человека из рода Борджиа! Примерное наказание даст понять миру, что род Борджиа неприкосновенен!

– Придерживаюсь того же мнения, отец, – сухо сказал Чезаре. – И клянусь вам, что убийца будет найден. Я займусь этим лично.

– Ну теперь я начинаю успокаиваться, Чезаре… Если мы, после того как повыбили дворянство и обуздали толпу, после того как покорили Италию и загнали в клетку Рим, если теперь мы позволим убивать, то не стоило и совершать все то, что мы сделали!.. Только Борджиа смеет поразить Борджиа!

– Отец, ваша мудрость бесконечна, я скромно склоняюсь перед вашим гением. Франческо нас предал…

– Провидение его за это наказало, и настолько ясно, что мое отцовское сердце затрепетало от боли…

– Теперь же, после того как мы разобрались с вопросами справедливого возмездия…

– Ты найдешь убийцу, не правда ли, Чезаре? Обещай мне это, успокой меня.

– Я же поклялся, отец… А вы знаете: если Борджиа поклялся… В особенности – когда он лично заинтересован!.. Теперь, когда этот вопрос решен, мне хотелось бы узнать одну ускользнувшую от меня деталь…

– Говори, Чезаре.

– Вы сказали, что Франческо готовил заговор и его смерть избавила вас от какой-то опасности.

– Черт побери! Да ведь это ты говорил!

– Да, но вы об этом думали. Предположим, что вы высказались посредством моего рта…

– Ладно, предположим это…И что дальше?

– Дайте мне закончить мысль, отец. Кто был в сговоре с Франческо? Это очень важно узнать…

Понтифик задумался, но не на долго.

– Сын мой, – сказал он наконец. – Маловероятно, чтобы Франческо заключил союз с нашими злейшими врагами.

– Назовите их имена, отец!

– Назвать их тебе! Ишь чего ты хочешь! Если бы я мог тебе их перечислить, твоя работа была бы очень легкой…

– Значит, ты не знаешь имен заговорщиков?

– Знаю, что они плетут нити заговора. Вот и всё!.. Знаю, что хотят моей смерти, да и твоей, Чезаре. Знаю, что изменники установили связь с твоим братом Франческо, пусть Божественное Провидение будет милостивым к его душе…

– Подумаем о самих себе, отец!

– А ведь верно, черт возьми!.. Кстати, мне пришла в голову одна идейка.

Идейки понтифика обычно оказывались пагубными для тех, кого они касались. Чезаре знал это.

– Я задумал женить тебя! – выпалил старый Борджиа.

Успокоенный Чезаре расхохотался.

– Что я вам сделал дурного, отец?

– Не шути, Чезаре… Я знаю твои привычки, знаю, что таинство брака отвратительно для твоей независимости. С этим я ничего не могу поделать… Однако, если я говорю с тобой о браке, то думаю о вечной консолидации наших сил…

– Слушаю вас, – Чезаре сразу стал внимательным и серьезным.

– Представь себе, Чезаре: мне случается иногда оглянуться на прошлую жизнь и вспомнить всё, что я сделал для славы и могущества нашего рода…

Голос старика отяжелел, лицо помрачнело.

– Тогда, Чезаре, мне кажется, что призраки начинают кружиться вокруг меня!.. Князья, графы, епископы, кардиналы – настоящий адский круг мертвенно-бледных голов, угрожающих мне… Все те, кто пал возле нас – от стали или от яда… Малатеста, Манфреди, Вителли, Сфорца – все они выходят из могил и говорят мне: «Родриго Борджиа! Тот, кто убивает, будет убит! Борджиа, ты погибнешь от яда!!

– Отец!.. Гоните от себя эти ребяческие видения!

– Чезаре! Чезаре! – забормотал понтифик, сжимая руку сына. – У меня ужасное предчувствие: я скоро умру… и умру от яда!.. Молчи!.. Дай мне закончить! То, что я умру, это еще ничего! Но если умрешь ты!

– Разве мне угрожает опасность?

Понтифик бросил на сына, снизу вверх, один из тех взглядов, ставших привычными для него, и понял, что страх уже начал распространяться в мозгах Чезаре.

– Мальчик мой! Ты же представляешь, чего они хотят? Если я останусь один, он оставят меня умирать от старости, потому что я уже выжат… Но ты! Ты!.. Достойный наследник моего могущества! Ты, победитель Романьи! Ты, мечтающий воскресить империю Калигулы и Нерона! Ты, Чезаре, мой сын, желающий этого достичь! А чтобы вернее поразить тебя, они хотят, чтобы я ушел первым…

– Клянусь адом и преисподней! – зарокотал Чезаре. – Да пусть тронут только волосок с вашей головы, отец, я подожгу всю Италию, от мыса Спартивенто до Альп!

– Можно сделать лучше, Чезаре! – продолжал папа, и в черных глазах его появились огоньки удовольствия.

– Говорите… Я готов на все!

– Хорошо, Чезаре… Этот брак… он все устроит.

– Еще надо бы, чтобы я знал…

– Имя той девушки, которая принесет нам в приданое замирение Италии и уверенность в прочности нашего общего могущества? Сейчас скажу тебе: дочь графа Альмы… Беатриче!

– Дочь графа Альмы? – удивился Чезаре.

– Ты ее знаешь?

– Я и не знал, что у графа есть дочь. Только, отец, как вы можете предположить возможность заключения союза между семействами Борджиа и Альма? Вы сказали, что я покорил Романью… Это правда. Но я не смог принудить к капитуляции цитадель Монтефорте, которая отразила шесть приступов и четырнадцатимесячную осаду! Граф Альма, синьор ди Монтефорте, удержался – заносчивый, надменный, символ вечной угрозы…