Октавиус - Эрнест Марцелл Страница 13

– О, сэр Ричард пожаловал к нашему очагу, – сказал он с издевательской любезностью. – Прошу вас!

Он поднял в мою сторону кружку с ромом и одним глотком осушил ее до дна. Народу в его баре было уже полно, и люди продолжали стекаться – все ждали очередного выступления Мулан.

– Мулан сегодня выходит? – спросил я.

– Как всегда, – ответил тот. – Сейчас готовится. Осталось минут пять.

– Мне нужно место поближе к сцене, – сказал я шепотом. – Чтобы она остановилась возле меня.

– Устроим, – ответил Галлахер. – Садись вот за тот столик. Он специально не занят, так как я держу его для особых гостей. Она всегда задерживается там. Что закажешь?

– Видно будет по ходу дела, – ответил я. – Ты сможешь все достать?

– Я хорошо знаю, что она сама не своя от персиков. И специально для тебя они у меня по хорошей цене. Давай, парень! – с этими словами он плеснул мне стакан рома. – Это за счет заведения!

– Сочтемся потом! – процедил сквозь зубы я и одним махом влил в себя огненную жидкость.

Цветной занавес дернулся и разъехался в разные стороны. Одноногий плешивый заиграл в своем углу на фисгармонии. Я горящими глазами уставился на ярко освещенную сцену, сердце у меня молотило как сумасшедшее. Еще ни на одном свидании у меня так не перехватывало дыхание, как в эти секунды, и я весь покрылся испариной. Вот появилась точеная фигурка Мулан с целой охапкой разноцветных вееров в руках, и я вдруг успокоился, принявшись терпеливо ждать. Изгибаясь в танцевальных па, она подходила все ближе и ближе ко мне, попутно внимательно рассматривая каждого сидящего, – такова была одна из особенностей ее танца. Вот она уже совсем близко. Я плавно приподнял голову и, посмотрев ей прямо в глаза, несмело улыбнулся. Она, встретившись со мной взглядом, на секунду потупилась и, скрывая улыбку, посмотрела на меня в ответ. Девушка очень обрадовалась, увидев меня, и моя улыбка смутила ее: она даже ошиблась в движении, потом запуталась вновь и быстро прошла дальше. Закончив танец, она вновь оказалась на сцене, провожаемая дикими аплодисментами и воем восторга, от которых все здание заходило ходуном. Тут я схватил стоящий на столе цветок розы и, приложив к губам, бросил ей. Мулан поймала розу и, не спуская с меня глаз, сложенными руками прижала ее к груди. Затем вдруг покраснела, смутилась и легко убежала за кулисы.

Я не сдержал победоносную улыбку – мой жест чрезвычайно взволновал ее, и она даже немного испугалась его. Этим она сказала многое – приходивший к ней, по словам Стентона, молодчик мог оказаться кем угодно: братом Мулан, родственником или просто другом, но никак не мог быть для нее чем-то большим. Такие девочки, как она, просто неспособны были даже на моральную измену – это я знал точно. И решил немедленно проверить свою догадку: никто не даст ответ лучше Галлахера – и я знал, как нужно спросить его об этом.

– Роджер, – сказал я, вернувшись к стойке. – Ты говорил, что у девчонки здесь нет никаких знакомых, а меж тем к ней в среду наведывался какой-то китаец.

– Малаец, и к тому же это было в четверг, – буркнул Галлахер. – И с чего ты взял, что он состоит в знакомстве с ней?

– Если так, то зачем тогда он приходил к ней? – продолжил я. – Так кто же он такой, черт его подери?

– Матрос с торгового корабля, что пришел из Китая, – ответил Галлахер. – Они всегда швартуются у Южной пристани старых доков, так как регулярно делают рейсы. Она говорила, что у нее кто-то из родственников живет в Кантоне и она регулярно поддерживает связь с ним. Это был почтальон, так сказать, и он передал ей письмо оттуда. По всей видимости, он привез какую-то очень важную весточку – я еще никогда не видел девчонку в такой радости. Она вчера отправила ответ с тем же гонцом – этот корабль отплыл сегодня.

– И часто эти гонцы к ней приезжают?

– Этого в первый раз вижу, – ответил Роджер. – А так примерно раз в полгода появляются, и всегда разные.

Странно, почему связь со своими она может поддерживать только таким способом, а не через почтовые лихтеры, которые ходят гораздо чаще. Так что будь спокоен – я знаю, о чем говорю.

Я еле сдержал вздох облегчения – первоначальная фраза Стентона ошпарила меня как кипятком.

– Мне нужна комната в твоем заведении, и срочно, – произнес я, глядя на сцену.

– Найдем, – равнодушным тоном ответил он, хотя было видно, что он также заметил реакцию Мулан. – На втором этаже тебя устроит?

– Вполне, ответил я. – Но расчет – по окончании пари. По-любому ты внакладе не останешься.

Галлахер секунду подумал, а потом презрительно усмехнулся в ответ:

– Ладно! Да будет так!

– Если Мулан спросит, скажешь, что я Виктор Стоун, торговец из Глазго. – Я ткнул пальцем ему в грудь.

– Остальное уже мое дело. Только обязательно дай мне знать.

Сомнений в том, что этот вопрос последует сразу же после появления моей персоны в баре в качестве постояльца, у меня даже не возникало. Наоборот, я знал, что она будет осторожно, но самым настойчивым образом выпытывать у Галлахера обо мне. Ее замкнутость и изолированность от окружающего мира играла мне только на руку – если она и слышала о каком-то Ричарде О’Нилле, то, естественно, интереса у нее это не вызвало никакого. Вдобавок возможность случайного разоблачения равнялась разве что шансу появления в баре Галлахера самой Элизабет.

Галлахер собственной персоной проводил меня в комнату. Она располагалась весьма удачно – комната Мулан находилась чуть ли не напротив моей. Однако свет у нее был потушен – по словам Галлахера, спать она уже легла, поэтому мне ничего не оставалось делать, как вернуться в родительский дом. Мне не нужны были лишние подозрения.