Забытый легион - Бен Кейн Страница 13

— Наверно, надеялись, что когда-нибудь Этрурия вновь поднимется.

Тарквиний нахмурился:

— Если так, значит, никто из них не был гаруспиком.

— Тарквиний, не рассчитывай, что тебе удастся изменить судьбу своего народа. — Олиний потрепал его по руке. — Наше время, можно считать, закончилось.

— Знаю.

Молодой этруск закрыл глаза и помолился за верных воинов, которые, обливаясь потом, тащили в гору великолепную колесницу, надеясь, что в один прекрасный день она вновь появится на свет в прежней славе. Но этого не случилось. Слава Этрурии миновала навсегда. Он знал это. Пришла пора смириться.

Олиний следил за ним с непроницаемым выражением.

— Пойдем, — наконец сказал он и кивнул в сторону главного помещения.

Они вернулись в пещеру и остановились перед низким каменным алтарем, над которым красовалась странная картина.

— Это Харон. Демон смерти. — Олиний поклонился. — Он охраняет меч Тарквина, пролежавший здесь больше трехсот лет.

Тарквиний с отвращением и легким страхом смотрел на приземистое синее создание с рыжими волосами. На его спине росли крылья, а оскал обнажал острые зубы. Харон держал над головой огромный молот и был готов поразить им любого, кто дерзнет приблизиться.

На плоской плите лежал короткий прямой меч с золотым эфесом. Полированный металл отражал пламя факелов. Олиний снова поклонился, а потом благоговейно передал юноше оружие.

Тарквиний взвесил клинок на ладони, затем взял его и описал в воздухе изящную дугу.

— Прекрасно уравновешен. И рукоять удобная.

— Еще бы! Он был выкован для царя. Последним его брал в руки Приск. — Гаруспик протянул руку, и Тарквиний быстро вложил ему в ладонь рукоять гладиуса.

Старик показал на огромный рубин, вделанный в рукоять:

— Один этот камень стоит целое состояние. Меч не сможет остаться незамеченным, поэтому храни его в тайне. Рано или поздно он тебе пригодится.

При виде прекрасно ограненного драгоценного камня у Тарквиния глаза полезли на лоб. Раньше видеть самоцветы такого размера ему не доводилось.

— Для первого раза достаточно. — Внезапно Олиний почувствовал усталость, на его лице проступили морщины. — Пошли готовить ягненка.

Тарквиний не возражал. Ничего подобного он не ожидал. Ему было о чем подумать.

Из пещеры они вышли молча.

Перед наступлением темноты Тарквиний вышел, чтобы поискать дров и проверить, нет ли поблизости людей или животных. К его облегчению, вокруг не было ничего, кроме волчьих следов. Вернувшись с огромной охапкой хвороста, он увидел, что Олиний уже развел костер из мелких веточек. Вскоре пламя заполыхало вовсю.

Мужчины сидели рядом на подстилке, наслаждаясь теплом и следя за приготовлением еды. В огонь падали капли жира, вспыхивая на лету.

Олиний, желая разрядить атмосферу, начал описывать огромный пиршественный зал того города, который когда-то лежал внизу.

— Это было великолепное длинное помещение с высокими ложами, стоявшими вокруг обеденных столов. — Олиний закрыл глаза и наклонился к огню. — Столы были мраморные, невысокие, с резными ножками, инкрустированными пластинами чеканного золота. Пока на столы ставили самые разнообразные блюда, играли музыканты. На пирах бывали как мужчины, так и женщины.

— Серьезно? — Римская знать на официальные обеды женщин не допускала. Тарквиний слегка повернул ягненка, жарившегося на вертеле. — Ты уверен?

Олиний кивнул, не сводя глаз с жарившегося мяса.

— Потому что видел это на картинах?

— Когда я был мальчиком, мне рассказал об этом старейший из выживших гаруспиков. — Он насмешливо кивнул на быстро догоравший факел. — Наши предки не скупились! У них были огромные бронзовые треножники на когтистых львиных лапах, увенчанные серебряными канделябрами.

До сих пор ничего более роскошного, чем скромный пиршественный зал в доме Целия, Тарквинию видеть не доводилось. Но статуи и картины, принадлежавшие хозяину латифундии, не шли ни в какое сравнение с тем, что он увидел здесь. Целий не тратил деньги на всякие глупости.

— Расенны обладали несметными богатствами, — продолжил Олиний. — В пору расцвета мы правили Средиземным морем, поставляя украшения, бронзовые статуи и амфоры всем существовавшим тогда цивилизациям.

— А как выглядели наши предки?

— Богатые дамы носили нарядные платья, красивые ожерелья, серебряные и золотые браслеты. Некоторые распускали по плечам длинные волосы. У других были локоны.

— Неплохо бы возлечь рядом с такими на пиру.

— Не уверен, что они ответили бы тебе взаимностью. Что для них старый гаруспик и молодой человек, у которого нет за душой ничего, кроме лука да нескольких стрел! — Представив себя со стороны — двух этрусков, рассуждающих в пещере о богатстве народа, которое превратилось в пыль несколько поколений назад, — оба рассмеялись.

Ягненок оказался очень нежным; его мясо буквально таяло во рту. Заметив, что гаруспик съел больше половины жареного мяса, Тарквиний вспомнил Декстера, но прогнал мысли о толстом надсмотрщике и решил насладиться едой и последними днями, проводимыми рядом с Олинием.

Закончив трапезу, оба легли у медленно остывавшего кострища. Тарквиний не мог справиться с печалью, а Олиний, похоже, предпочитал молчать.

Молодой этруск долго смотрел на спавшего предсказателя. Время от времени на морщинистом лице старика появлялась слабая улыбка. Олиний был безмятежен.

Тарквинию удалось сомкнуть глаза лишь через несколько часов.

* * *

Когда он проснулся, на базальтовом алтаре лежали пыльные пачки манускриптов, принесенные Олинием. Старик принялся придирчиво расспрашивать Тарквиния об их содержании. Гаруспик был настроен решительно, и Тарквинию пришлось изрядно поднапрячься, чтобы вспомнить мельчайшие подробности.

Кроме того, Олиний передал ему карту, бережно расправив потрескавшуюся кожу.

— Раньше ты мне ее никогда не показывал.

— В этом не было нужды, — лукаво улыбнулся старик.

— Кто ее начертил?

— Один из наших предков. Возможно, воин армии Александра. — Он пожал плечами. — Кто знает? Этот перипл считался древним еще до моего рождения.

Тарквиний склонился над пергаментом. Раньше он не видел ничего подобного, и мир за пределами Этрурии сразу показался ему полным очарования.

Олиний ткнул пальцем в середину чертежа:

— Это Средиземное море. После разрушения Карфагена римляне назвали его Маре нострум. Наше море.

— Мерзкие бахвалы.

— Не отвлекайся! — резко сказал Олиний. — Италию и Грецию ты знаешь. Лидия находится на юго-западе Малой Азии. Если следовать береговой линии, то дальше идут Сирия, Иудея и Египет.