Стервятники - Уилбур Смит Страница 121

Вначале Саба объяснил положение отряда, обращаясь непосредственно к Хэлу и расширив краткий отчет, который дал раньше. Хэл вскоре понял, что, несмотря на красоту местности и кажущееся изобилие еды, которую готовили сейчас женщины, горы не всегда так приветливы. Зимой снег густо покрывает даже долину, а дичь встречается редко. А перейти в низины они не решаются — там их увидят племена готтентотов и донесут голландцам на Доброй Надежде, где искать мятежников.

— Зимы здесь суровые, — подытожил Саба. — Если и следующая застанет нас здесь, мало кто доживет до лета.

За время плена моряки немного усвоили голландский язык и могли следить за рассказом Сабы, и, когда он закончил, все молча, мрачно глядели на огонь, жевали приготовленную женщинами пищу.

Затем постепенно, одна за другой, головы повернулись к Хэлу. И Большой Дэниел от имени всех спросил:

— Что нам теперь делать, сэр Генри?

— Вы моряки или горцы? — ответил вопросом на вопрос Хэл, и слушатели усмехнулись.

— Мы родились в океане, и у всех нас вместо крови соленая вода, — ответил Нед Тейлор.

— Тогда я должен отвести вас к морю и найти корабль, верно? — сказал Хэл.

Все смущенно переглядывались, но кое-кто опять усмехнулся, хотя и не очень уверенно.

— Мастер Дэниел, мне нужен отчет об оружии, порохе и всех прочих припасах, какие мы смогли принести с собой, — решительно сказал Хэл.

— Всего этого немного, капитан. Лошадей мы бросили, а нам сил хватило лишь на то, чтобы самим подняться в горы.

— Как порох?

— Только то, что у нас с собой в фляжках.

— Когда вы уходили, у вас на лошадях было два бочонка с порохом.

— Они весили по пятьдесят фунтов каждый. — Дэниел смутился. — Слишком тяжелый груз.

— Я видел, как ты нес вдвое больше.

Хэл был рассержен и разочарован. Без запасов пороха они беззащитны перед этой дикой природой, хищниками и племенами, населяющими горы.

— Дэниел нес мои седельные сумки, — негромко вмешалась Сакина. — Больше никто не мог это сделать.

— Простите, капитан, — сказал Дэниел.

Но Сакина яростно вступилась за него.

— В моих сумках нет ни одного предмета, без которого мы могли бы обойтись. Среди прочего — лекарства. Они спасли твою ногу и спасут еще многих от ран и болезней, с которыми мы здесь столкнемся.

— Спасибо, принцесса, — Дэниел посмотрел на нее, как преданный пес. Хэл подумал, что, будь у боцмана хвост, он бы завилял им.

Он улыбнулся и потрепал Дэниела по плечу.

— Не вижу твоей вины в том, что ты сделал, Большой Дэнни. Ни один живой человек не смог бы сделать больше.

Все успокоились и заулыбались. Затем Нед спросил:

— Вы говорили серьезно, обещая нам корабль, капитан?

Сакина встала.

— На сегодня довольно. Он должен набраться сил, прежде чем вы снова приметесь изнурять его. Уходите. Завтра придете снова.

Все по очереди подходили к Хэлу, пожимали ему руку и бормотали что-нибудь нечленораздельное и уходили в темноту, к другим хижинам на дне долины. Когда вышел последний, Сакина подбросила в огонь свежее кедровое полено, потом подошла и села рядом с Хэлом.

Естественно, Хэл собственнически обнял ее за плечи. Она прижалась к нему гибким телом и положила голову на плечо. Удовлетворенно вздохнула, и некоторое время оба молчали.

— Я хотела бы провести так рядом с тобой всю жизнь, но звезды могут этого не позволить, — прошептала она. — Время нашей любви может оказаться коротким, как зимний день.

— Не говори так, — приказал Хэл. — Никогда.

Оба посмотрели на звезды; здесь, высоко в горах, те были такими яркими, что освещали небо жемчужным светом, как в раковине, только что добытой из моря. Хэл смотрел на звезды и думал над словами Сакины. Его охватили безнадежность и печаль. Он вздрогнул.

Она сразу выпрямилась и негромко сказала:

— Ты замерз. Иди сюда, Гандвейн.

Она помогла ему встать и провела в глубину хижины, к тюфяку у дальней стены. Уложила, зажгла маленькую глиняную масляную лампу и поставила ее на полку в скальной стене. Потом прошла к огню и сняла с углей глиняный котелок с водой. Налила горячей воды в пустую миску и разбавляла холодной из горшка у двери, пока температура ее не удовлетворила.

Двигалась Сакина спокойно и неторопливо. Хэл, опираясь на локоть, наблюдал за ней. Она поставила миску с теплой водой на пол в центре, потом налила несколько капель вина из фляжки и размешала рукой. Хэл ощутил в паре легкий аромат.

Сакина встала, подошла к двери, завесила ее львиной шкурой, потом вернулась и встала над чашей с ароматной водой. Извлекла дикие цветы из волос и бросила на одеяло к ногам Хэла. Не глядя на него, распустила длинные волосы и расчесывала их, пока они не засверкали, как обсидиан. Расчесываясь, она запела на своем языке — была это колыбельная или любовная песня, Хэл не знал. Пела она мелодичным голосом, который успокаивал и восхищал Хэла.

Сакина отложила гребень и спустила платье с плеч. Ее кожа блестела в желтом свете лампы, груди были свежи, как маленькие золотые груши. Когда она повернулась к нему, Хэл пожалел, что эти груди были скрыты от него раньше. Песня изменилась, в ней зазвучали нотки радости и возбуждения.

— О чем ты поешь? — спросил Хэл.

Сакина улыбнулась ему через голое плечо.

— Это свадебная песня народа моей матери, — ответила она. — Новобрачная говорит, что счастлива и любит мужа с вечной силой океана и терпением сверкающих звезд.

— Никогда не слышал ничего приятней, — прошептал Хэл.

Медленным чувственным движением она развернула саронг на талии и отбросила его в сторону. Ягодицы ее оказались маленькими и аккуратными, глубокая щель между ними превращала их в два совершенных овала. Сакина присела рядом с чашей и небольшой тряпочкой начала обмываться. Начала с плеч, потом вымыла руки до самых длинных заостренных пальцев.

Хэл понимал, что она совершает ритуальное омовение, что это часть церемонии, которая сейчас развертывается. Он восторженно следил за каждым движением Сакины, а она время от времени поглядывала на него и застенчиво улыбалась.

Мягкие волосы у нее за ушами стали влажными, капли воды стекали по щекам и верхней губе.

Наконец Сакина встала и медленно повернулась лицом к Хэлу. Когда-то он считал ее тело мальчишеским, но теперь увидел, что оно женское, и его охватило желание. Живот у нее плоский и гладкий, как масло, у его основания треугольник темных волос, мягких, как спящий котенок.

Она отошла от чаши и вытерлась. Потом подошла к лампе, взялась рукой за фитиль и наклонилась, чтобы задуть пламя.

— Нет, — сказал Хэл. — Оставь огонь. Я хочу смотреть на тебя.