Рерик - сокол русов - Виталий Гладкий Страница 12

– Мне однажды довелось видеть почти такую же… У конунга ^[26] варягов. Мне пришлось некоторое время находиться в плену у русов, а они тогда с варягами были дружны. Конунг сколотил крупную разбойничью шайку и обирал честных купцов севера, которые везли свои товары на продажу грекам. Нынче варягов ни на Днепре, ни в Сугдейском ^[27] море днем с огнем не встретишь. Русы отбили у них охоту разбойничать в наших землях.

– Возьми гривну в руки, дедко, – сказал Сокол. – Она нагревается!

– Нет! – резко ответил старик. – Вижу я, это очень сильный оберег, да не тебе он предназначен.

– Я и сам это понял. Но почему Доброгаст отдал гривну мне, а не продал ее?

– Обереги не продаются. Их передают из рук в руки. Своим родичам он не рискнул ее подарить, а тут ты подвернулся. Конечно, Доброгаст зла никому из членов рода не желает. Просто он уверовал, что тебе покровительствует Велес, а это значит, что злая сила чужеземного колдовства, заключенная в гривне, может быть побеждена с его помощью.

– И что мне теперь делать? – растерянно спросил Сокол.

– Носить гривну, – ответил Чтибор. – От доли не уйдешь. Значит, так решила Макошь, богиня судьбы. Только сделаешь, как советовал кнез, – наденешь гривну, когда станешь воином. Но прежде я попытаюсь обезопасить тебя от зла, которое заключено в ней. Я чую его, как добрый пес спрятавшуюся в траве дичь! Получится ли, не знаю, но я попытаюсь. Оставь гривну на печи, а сам иди, погуляй…

Бажен все-таки сманил Сокола порыбачить на линей. Он больше не рискнул отправиться в одиночестве к Черным скалам, лишь постоянно манил друга небывало богатым уловом.

К осени рыба нагуливала жирок, и запеченный на вертеле линь, чрево которого набивали разными пахучими травками, был чрезвычайно вкусной едой. В конце концов Сокол махнул рукой на всяческие предосторожности, благо стояла хорошая безветренная погода, а Днепр катил свои воды тихо и сонно, словно уже готовился к зимней спячке подо льдом, и поддался соблазну.

Челнок друзья, конечно же, умыкнули у старого рыбака Волоха, который по причине старческой немощи редко оставлял берег. Теперь он ловил в основном сомов, закидывая в омуты – любимое место обитания крупных рыбин – бечевы с большими крючьями. Однажды огромный сомище едва не утащил старика на дно, да его спас большой рыбацкий опыт, – проверяя удочки, он предусмотрительно обматывал бечеву вокруг талии и привязывался к дереву.

Волоху пришлось проторчать в распятом виде полдня, пока на него не наткнулась рыбацкая артель, тянувшая невод. Сом буквально растерзал старика, едва не переломив его в пояснице. Хорошо, он сообразил прислониться к дереву, которое помогло ему устоять в неравной схватке.

О том, чтобы обрезать бечеву и отпустить сома, Волох даже не мыслил. Еще чего! Он готов был умереть, но не отпускать знатную добычу. А сом и впрямь оказался настоящим страшилищем длиной больше десяти локтей. Его едва вытащили на берег объединенными усилиями всей артели.

У Черных скал бурлили водовороты. Конечно, они не были такими большими, как ранней весной и в начале лета, но от этого опасность оказаться на дне не уменьшалась. Бажен, ловко лавируя между воронками, добрался до прохода между скалами, и они наконец очутились в обширной тихой заводи, поросшей вдоль прибрежной кромки камышом и русалочьими цветками ^[28].

Нужно сказать, что Сокол изрядно струхнул, пока Бажен преодолевал водную преграду в виде коварных омутов-водоворотов. Конечно, плавал он, как все дети полян, выросшие на Днепре, великолепно. Но из водоворотов выбираться могли очень немногие. Для этого требовались незаурядная храбрость, опыт и большая сила.

Оказавшись в заводи, Сокол первым делом подивился ее размерам и красоте. Со стороны берега заводь охраняли высокие обрывы, поросшие ползучими растениями, кустарником и разноцветным мхом, а остальное прибрежное пространство представляло собой песчаный пляж. Песок там был очень чистый и на фоне черных камней отливал золотом. А уж русалочьи цветы и вовсе казались богатым венком, похожим на те, что делали девушки в ожидании купальской ночи, только очень большим.

Цветы были настолько красивы, и Сокол так увлекся созерцанием дивной картины, что даже вздрогнул, когда Бажен толкнул его в плечо.

– Ты что, уснул? – спросил он сердито. – Зову, зову… Ты глянь, глянь! – указал он на воду.

Сокол перегнулся через борт лодки и посмотрел в глубину. Посмотрел – и невольно ахнул. Бажен не соврал!

Лини и впрямь были размером со сковородку – длиной больше локтя. Местами они сбились в стайки и стояли совершенно неподвижно, словно впитывая в себя последние, все еще не по-осеннему жаркие солнечные лучи. У многих из них чешуя была зеленовато-серебристая, но встречались лини и темно-бурые, с золотым отливом. Некоторые рыбины кормились – копали ил, медленно передвигаясь по дну. Муть от их трудов садилась быстро, так как на дне было много песка.

– Держи! – сказал Бажен, вручая Соколу острогу.

Его отец делал лучшие остроги в поселении. Поэтому Сокол оставил свою дома, так как она не шла ни в какое сравнение с той, которую предложил Бажен.

Острога была не простой, а составной. Один конец кованого железного прута – зуб – был заострен, а для удержания пойманной рыбы на нем вырубили несколько зазубрин. Но и это еще не все – чтобы сделать острогу более «добычливой», стержень зуба имел колено. Верхний кончик прута был отогнут под прямым углом и вставлен в паз, прорезанный в древке. Рукоять остроги с вложенными в нее зубьями была обмотана не только лыком, но и проволокой – для крепости. Острога предназначалась для крупной рыбы, так как размер зубьев по длине был чуть меньше пяди ^[29].

У самого Бажена острога была куда лучше той, которую он отдал Соколу – многозубчатая. Она тоже была составной, но складывались из двух частей, каждая из которых имела по четыре зуба.

Местами глубина заводи достигала четырех локтей, но длина древков острог позволяла добывать рыбу даже из самых глубоких мест. Обленившиеся за лето жирные лини бестолково перемещались по дну, когда острога впивалась в тело очередной рыбины, но отплывали недалеко. Главным было держаться так, чтобы солнце светило спереди, тогда тень от лодки и человеческих фигур не пугала линей.