Обманувшая смерть - Анна Малышева Страница 12

Илларион между тем в самых мрачных красках обрисовал ей ситуацию, рассказав о том, как Илья Романович незаконно завладел домом и наследством Мещерских, и объяснил, что обиженная им сиротка нынче стала одной из самых богатых женщин в Европе, и, вернувшись в Россию, жаждет мщения. У Изольды Тихоновны потемнело в глазах. Она упала с облаков на землю, и удар был жестоким.

– Ну, что скажешь теперь? – вновь оглянувшись на дверь, спросил дворецкий. – Говорю тебе, возле Белозерских делать больше нечего, скоро им самим на еду недостанет, куда уж прислугу держать! Берем деньги и бежим немедля!

– Погоди… Ты меня теперь оставь, не торопи… – Изольда говорила медленно, глядя мимо любовника, ее грудь часто и тяжело вздымалась, на щеках загорелись красные пятна. – Сейчас я тебе ничего не скажу… Поди к себе в комнату. Я, чуть погодя, к тебе приду.

Князь в тот вечер так и не узнал о том, что племянница-авантюристка без его ведома поселилась в гостевом флигеле.

* * *

Зинаида плохо спала уже не первую ночь. Она ворочалась с боку на бок, хотя грандиозные пуховые перины и подушки, предоставленные хозяйкой-купчихой, так и манили уснуть. С тех пор как она узнала о прибытии виконтессы де Гранси в Москву, постель уже не казалась такой покойной бывшей содержательнице публичного дома. О ее прошлом в Санкт-Петербурге здесь, в Москве, знал только один человек – Илларион Калошин. Его Зинаида не боялась нимало, он сам всего боялся, так как находился в розыске. Другое дело – виконтесса, которая с помощью своего частного сыщика разведала о ней всю подноготную и могла в любой момент отправить ее на каторгу. «Не станет она со мной церемониться, сразу сдаст жандармам и заявит, ко всему прочему, что я украла у нее ребенка! И тогда в управе из меня раскаленными щипцами вытянут правду…» Постель жгла ей кожу.

Пытки в России были с недавних пор отменены указом императора Александра Павловича, однако в народе не сильно верили в законопослушность жандармов. Разве император Павел, например, не ввел для крепостных крестьян трехдневную барщину? Однако помещики плевали на этот указ и по-прежнему драли со своих рабов семь шкур. Россия велика, как тут проследить за каждым, не нарушает ли он закон? Пыток Зинаида боялась до обморока.

Уже месяц она жила в Москве, и до сих пор положение ее оставалось неопределенным. Сводня еще не пришла в себя после своих питерских злоключений. Разгон притона, мирно существовавшего в Гавани столько лет под крылом пристава Калошина, утрата всего накопленного состояния… Барон Лаузаннер, исполнявший волю Елены, позаботился о том, чтобы она осталась без гроша. Позаботился бы он и о том, чтобы Зинаида оказалась за решеткой, но ловко устроенная сводней ловушка сработала не хуже той, что подстроил барон. Пожар отгородил ее от преследователей. Лаузаннер погиб. Ей удалось бежать.

После этого несчастья у нее осталась только шкатулка с драгоценностями, которые она выманила у княгини Головиной. Зинаида, хитрая от природы и многому наученная горьким опытом, понимала, что обнаружить хоть одну вещицу оттуда – значит подвергнуть себя риску. Она не решилась продавать драгоценности в Петербурге. К тому же ее уже объявили в розыск. Следовало срочно бежать. В эту минуту ей некуда было броситься, как к отцу Иоилу, старому своему покровителю, окормлявшему петербургскую общину староверов. Он был еще жив и вполне бодр для того, чтобы оказать помощь блудной овце, вновь прибившейся к стаду. Зинаида слезно покаялась во всем: в своем отпадении от веры отцов и переходе в лютеранство, в греховной торговле табаком (о торговле человеческим телом она благоразумно умолчала, решив, что для старенького попа-раскольника это слишком). Клялась и божилась, что решила переменить жизнь и вновь следовать всем заветам отеческого благочестия. Но для этого ей нужно уехать – тут ее многие знают и будут преследовать… Поверил ли отец Иоил искренности ее слез или нет, но помощь он ей оказал: Зинаиде было дано письмо к одному из столпов московской староверческой общины и немного денег на дорогу. Она представила дело так, что осталась без единого гроша.

В Москве ее приняли, несмотря на письмо, настороженно. Или это казалось сводне, опасавшейся после краха всех и вся, или, в самом деле, излишне бойкие манеры питерской вдовы, которой так внезапно пришлось сменить место жительства, никому не внушали доверия. Зинаида старалась держаться как можно скромнее. В Москве она решилась продать несколько самых неприметных безделушек из княгининой шкатулки, деньги у нее теперь водились, но тем не менее платье она покупала на толкучке, всячески подчеркивая свою бедность. За квартиру пришлось платить всего ничего: община устроила ее на жительство к вдове, купчихе-староверке, женщине богатой, но, вместе с тем, на удивление не корыстной. У купчихи был один страшный недостаток: она могла говорить только на одну тему – о муже-покойнике. Зинаида, привыкшая в своем притоне к самому разнообразному и, без преувеличения, взыскательному обществу, умевшая поддержать беседу, ввернуть острое словцо, теперь отчаянно скучала. Она пыталась рассказывать купчихе какие-то анекдотические случаи, разумеется, на приличную тему, чтобы как-то скрасить пустые вечера за самоваром. Та слушала, бессмысленно глядя на жиличку оловянными глазами, потом зевала, троекратно крестила рот и с подвыванием произносила: «Ба-атюшки… Чего на свете не бывает… Это за границей, что ли, было или где?» – «В Питере! – злясь, резко отвечала Зинаида. – Я же сказала – в Питере!» – «Ишь, вот как… – таращилась на нее купчиха. – А вот тоже был случай и у нас: муж мой, покойник, задумал Великим постом грибков поесть. А любил он только рыжики… Груздь ему хоть не показывай – не станет кушать. Опенки тоже не любил…»

Надо было срочно вырваться из этого скучного душного дома, заставленного угрюмыми чудовищными сундуками, завешанного киотами со старыми, темными иконами. Это был безопасный приют, Зинаида была здесь никому не заметна… Но эта жизнь ее мучила. Она мечтала о замужестве – ей определенно обещали подыскать мужа в общине, как и просил в письме отец Иоил. Бывшая сводня планировала в самом скором времени взять муженька под каблук. Ей ли не знать, как это делается?! А там уж она будет делать в своем чистеньком, элегантном магазинчике что хочет… У нее непременно будет магазин в одной из лучших торговых улиц! Новый магазин, новые модные платья, новое имя… Новая жизнь. И вот в Москву по пятам за ней является ненавистная графинюшка, одним ударом разбившая ее питерское безоблачное существование!

С тех пор как Зинаида прочитала о приезде виконтессы де Гранси в Москву, она окончательно лишилась сна. «Не меня ли она преследует?!» – явилась ей дикая, но вполне обоснованная мысль. Зинаида стала следить за особняком, который сняла виконтесса, пытаясь понять, куда та выезжает и выходит. Так она вчера вечером случайно встретила брата, которого считала давно умершим. Эта встреча взволновала ее сильнее, чем ожидала сводня. Никаких родственных чувств к Афанасию она не питала, как не питала никаких чувств ни к кому, кроме себя самой, и ни к чему, кроме денег. Ее мучило и жгло какое-то тяжелое чувство, в котором было много злобы и обиды.

«Явился, как с того света, и сразу попрекать…» – думала она, лежа на пышной купеческой постели, глядя на мигающий красный огонек лампадки, озарявший темноту спальни. В низком помещении, где никогда не отворялись форточки, крепко пахло деревянным маслом. За обоями шуршали тараканы. «Как только не назвал, какими именами не припечатал… А где он был, когда меня муженек покойный, проклятый изверг, мучил? Где был, когда за меня, девчонку, заступиться некому было? Одна, все одна, всю жизнь одна… Никто меня не жалел, и мне жалеть никого не приходится!» Воскресшая Елена вставала перед ее глазами: красивая, ничуть не подурневшая за годы, нарядная, с презрительным и гневным взглядом, которого раньше у нее не было… «Нет, она не оставит меня в покое, не простит того, что я унесла ее дочь! Ах, какая дура… будто тогда ей нужен был этот младенец! Куда бы она делась с ним, нищая, одинокая?! Да в первую же канаву и кинула бы, свиньям на съедение, если бы не я! Ей бы руки мне целовать да награду выдать, а она, мерзавка, мстить решила… Вот и в Москву следом за мной примчалась!»