Чернокнижник - Максим Войлошников Страница 12

Караванщики сообщили в отписке начальству, что Лодья догнал их на следующий день. Если произвести расчет, выходит, что он одолел пешком по снегу восемьдесят верст. Они отмечали, что на протяжении всего пути он в основном кормился охотой, добывая в зимней тайге всякую дичь и беря у караванщиков лишь немного хлеба в долг. Под Вологдой, во время метели, он их покинул, уйдя вперед, и в результате обогнал своих спутников на целую неделю. В январе 1731 года, в возрасте девятнадцати лет, Гавриил явился в Москву.

В ту пору в Санкт-Петербурге, после нескольких правителей, сменявшихся раз в два года, крепко села на трон самовольная и дикая племянница Петра Великого, царица Анна Иоанновна. С новым правлением тогда связывались разнообразные надежды, позднее далеко не во всем оправдавшиеся.

В Москве единственным гражданским учебным заведением была Славяно-греко-латинская академия, расположенная в особом здании в Заиконоспасском монастыре близ Кремля. Однако поступить туда могли только мальчики из привилегированных сословий. Крестьянское звание такого права не давало. Лодья направился прямиком к ректору московского училища архимандриту Герману Концевичу. Что ему Гавриил сказал — достоверно неизвестно, но он был немедленно принят в одну из школ академии. Может быть, он представился внебрачным ребенком кого-то из сильных мира сего, посещавших Архангельск вместе с Петром I?

Малолетние шкеты, сидевшие в одном классе с поморским верзилой, хихикали в кулак при виде дяди, которому пора жениться, а он зубрит науки. Впрочем, привыкнуть к нему они не успевали, потому что восьмилетний курс обучения он освоил за пару лет, ведя к тому же не особо благочинную жизнь и немало времени проводя в чтении книг вовсе не священного направления.

В частности, он пожелал заниматься в библиотеке Якова Брюса, остатки которой еще хранились в Сухаревой башне, где на третьем этаже помещались московские классы Навигацкой школы. Большая их часть была переведена в новую столицу, а основатель школы и ее первый начальник, Яков Виллимович Брюс, вскоре после смерти своего патрона Петра Великого съехал в подмосковную усадьбу Глинки, где сидел безвылазно.

Яков Брюс, чей давний предок был королем Шотландии, в то время был известен в России как могущественный чернокнижник. Именно он, как ближайший сподвижник царя, был весьма важной причиной того, что Петровская Россия воевала за британские интересы, не получая никакой помощи от Лондона, за исключением той кадровой и технологической поддержки, которую оказывал царю голландский домен нового английского короля Вильгельма. Ведь до того, как захватить корону Великобритании, принцу Вильгельму Оранскому в результате различных интриг удалось заполучить пост штатгальтера Нидерландов, который его предки занимали первые сто лет независимости.

Именно Брюс сумел так напугать наследников воинственного Карла XII на Ништадских переговорах, что мир по итогам Северной войны был подписан ими на чрезвычайно выгодных для России условиях: Прибалтика была навеки продана русским. Как этими правами распорядились далекие потомки Петра — иной вопрос.

Однако спасти Петра I от отравления приближенными он не смог, и при его преемниках, узурпировавших власть и знавших, чего можно ждать от «чертова колдуна», ему пришлось удалиться от двора. Для правительства же Британии, которому опасен стал царь Петр, глубоко запустивший руку в Германию, жадный Меншиков и недалекая Екатерина I были надежнее. А рожденный в России своенравный шотландец слишком тесно был связан с мертвым царем и со всем его политическим наследием.

Итак, Лодья с письмом от ректора Славяно-греко-латинской академии явился к начальству классов в Сухаревой башне, находившейся в паре верст от его собственной альма-матер в Заиконоспасском монастыре. Башня, громадою возвышавшаяся над бревенчатыми домами и даже старой стеной Китай-города, выглядела мрачной пришелицей из средневековой Европы в посконную Россию, напоминая тамошние городские ратуши с каланчами. Казалось, воздвигнувшая ее власть не имела пределов. Рассказывали, что именно Брюс предложил поднять надвратное строение высокой башней. И Лодья почувствовал рядом с ней нечто…

Слонявшиеся во дворе школяры, со дня на день ожидавшие посвящения в гардемарины — а некоторые, по тупости своей, в пехотные сержанты, — решили дать чужаку понять, что ему не место среди шляхетной молодежи. Без лишних предисловий, вдесятером они начали кулаками объяснять ему здешние правила, но он прервал их и успешно объяснил им свои, отличавшиеся редкой незыблемостью, так что мало кто из них не облобызал родную землю, да не по разу. Начальство, с интересом наблюдавшее с балюстрады третьего этажа за происходящим внизу, подивилось такому крепкому рвению к наукам и позволило двадцатилетнему олуху изучить то, что за ненадобностью или по иным причинам оставил Брюс на полупустых полках в своей башне.

Через неделю, когда Лодья успел проглядеть уже почти все, его вызвал к себе начальник классов и сказал:

— Его сиятельство генерал-фельдмаршал Брюс желает тебя видеть. Иди к нему.

В соседней комнате на деревянном стуле сидел пожилой мужчина в расшитом старомодном кафтане, рядом лежала шляпа с пышным плюмажем. Лицо мужчины было суровым и властным — ликом воина и мыслителя. Если бы Гавриилу довелось видеть столетней давности портреты вождей гражданской смуты в Англии во времена Кромвеля, сидящий перед ним человек напомнил бы одного из них. Отец Брюса был сторонником короля, и ему пришлось бежать от преследования лорда-протектора…

Брюс вперил взгляд в лицо вошедшего.

— Ты занимаешься с моими книгами? — задал он вопрос стоящему перед ним парню.

— Я.

Брюс пристально вгляделся в синие глаза великовозрастного школяра, и вдруг… Не почудилось ли ему? Точно два бездонных водоворота и одновременно два ледяных айсберга притянули его к себе. Ай, да ну! Нет! Патриарх российского чернокнижия не мог ошибиться.

— Ступай в мой возок, молодой человек! Поедем ко мне в поместье, там поговорим без спешки. Думаю, ты способный парень, и из тебя может выйти толк, — сказал он, поднимаясь, кивнул начальнику школы, надел шляпу и пошел к выходу.

Внизу отставного генерал-фельдмаршала ждала карета с кожаным верхом. Гавриил сел напротив хозяина, тот хлопнул ладонью по крыше, и подрессоренный возок тотчас тронулся. Возница гикнул, и они понеслись, распугивая московских обывателей.

Усадьба лежала более чем в тридцати верстах на юго-восток от Москвы. Была поздняя весна, и обочина подсохшей дороги пестрела цветами. Ухабистая дорога заняла не менее двух часов и прошла в молчании. Старый генерал углубился в свои мысли и не обращал внимания на спутника. Наконец они подъехали к усадьбе, и экипаж вкатился в ворота.

Двухэтажный особняк Брюса стоял на берегу пруда. Покинув карету, отставной генерал знаком велел Гавриилу идти за ним на крыльцо, и только когда они поднялись в кабинет и хозяин уселся в свое кресло, он разомкнул уста.

— Садись, — он кивнул на стоящий напротив табурет. — Ты с Севера?