Северная звезда - Татьяна Недозор Страница 12

Почтенная дама покачала головой… Это ей уже говорили, и, не очень веря врачам местной выделки, все же Европа есть Европа, она за три тысячи рублей вызвала из Берлина виднейшего специалиста в этой области, профессора Августа Ромпа. Может быть, он сможет спасти её любимую Машеньку?

Христина Ивановна стояла перед дверью в спальню Марии, стараясь собраться с мыслями и успокоиться. Через несколько минут надо идти на кухню за новой порцией льда. Она неукоснительно следовала указаниям доктора Фельцера. Они с Мартой натирали лицо и руки Маши льдом и вливали в рот по капле микстуру, массировали руки и ноги и обтирали уксусом.

Тетушка решительным движением открыла дверь. В комнате был полумрак. Машенька лежала на кровати. Ее золотистые волосы, заботливо расчесанные Мартой, разметались по подушке. Мертвенная бледность разлилась по лицу и шее. Грудь еле заметно вздымалась – только это говорило о том, что она все еще жива.

– Марта, уже почти шесть. Пойди на кухню – пусть Глаша даст тебе поужинать. А я пока побуду с Машей.

Девушка взглянула на Христину Ивановну. Ее лицо было серым от недосыпания.

– Я не голодна и останусь здесь.

Служанка и ее госпожа обменялись долгими взглядами. Затем дама взяла стул и села по другую сторону кровати.

– Хорошо. Мы обе останемся здесь. Мне, как и тебе, теперь другого места в этом доме нет.

Наступили сумерки, и госпожа Шторх поднялась, чтобы зажечь свет, поправить подушку, на которой лежала Мария, и принять у Глаши поднос с ужином.

Кухарка всхлипнула и уткнулась в передник, сотрясаясь всем телом, рыхлым и сдобным, как те сладкие булочки, которые только она одна умела выпекать.

– Все по-прежнему, – сообщила ей Христина Ивановна. – Мне, правда, кажется, что я слышала ее стон, но я так устала, что не могу поручиться за это. Боже, как я устала…

– Вы можете рассчитывать на меня, госпожа. Я готова с радостью сделать все, что в моих силах.

– Я знаю. Спасибо. Потом, может быть…

– Хорошо.

Глаша ушла, оставив после себя теплый аромат свежеиспеченного хлеба.

Марта заснула, сидя на стуле, и жалко было ее будить. Эта легкомысленная девочка оказалась на удивление выносливой сиделкой и, не смыкая глаз, провела у постели Марии все эти пять дней. Шторх подумала, что со временем, повзрослев и остепенившись, Марта сможет стать отличной домоправительницей.

Христина Ивановна тоже задремала. Ей приснилась златокудрая десятилетняя девочка в белом платьице, которая бежала по лужайке наперегонки со своей любимой собачкой, болонкой Дэйзи. Ее вприпрыжку догоняла Марта. Михаил высунулся из окна и кричал девочкам что-то веселое и…

Ее разбудил осторожный стук в дверь. Она вскочила и, еще не проснувшись окончательно, пошла к двери.

– Что случилось? Кто там?

– Сударыня, вы заснули?

За дверью снова стояла Глаша.

– Там, уж вы простите, сударыня, опять пришел господин Арбенин. Уже в третий раз за сегодня. Он говорит, что хочет видеть Марию Михайловну.

– Я же сказала ему, что ее состояние не изменилось.

– Вот и я твержу ему, но он ничего не хочет слушать. Если уж этот человек вобьет себе что-нибудь в голову, то ни за что не отступится. Он желает убедиться, что она жива.

– Ну что ж. Я думаю, это не причинит ей вреда. Проводи его сюда. Пусть, если хочет, увидит все своими глазами.

Арбенин ворвался в комнату и остановился как вкопанный. Некоторое время, дико вращая глазами, переводил взгляд то на Машу, то на Христину Ивановну.

– Почему она у вас лежит пластом? Ее нужно приподнять, чтобы кровь не застаивалась и отлила от головы! К тому же здесь очень душно. Неудивительно, что она до сих пор не поправилась!

Госпожа Шторх даже не пыталась скрыть своего негодования, в которое ее привели слова незваного гостя.

– Как вы смеете врываться сюда и обвинять меня в том, что я плохо ухаживаю за племянницей!

Но Арбенин не слушал её. Он склонился над девушкой, взял ее за руку и резко тряхнул:

– Мария! Мария, я хочу, чтобы ты услышала меня и очнулась.

Он говорил громко и настойчиво.

– Она не слышит вас! Вы с ума сошли! – кинулась Христина Ивановна, оттесняя гостя. – Чего, позвольте узнать, вы ждете? Выздоровления Маши или наследства её отца?

– Я жду, когда моя невеста придет в себя. А как только это произойдет…

Он запнулся: на него смотрело дуло маленького револьвера.

– Вон! Убирайтесь вон сию же секунду! И запомните: я бы на вашем месте не торопилась строить планы относительно Марии. За неё есть кому постоять!

Нелогично для героя, тем более дворянина. Лицо Арбенина потемнело. Он стал похож на злого сорванца, которому взрослые помешали мучить кошку. Дама проводила его до двери, но на пороге он на мгновение задержался и прошипел:

– Не лезь, куда тебя не просят, сумасшедшая старуха! Я никому не позволю вмешиваться в мои дела. Никому! Лучше ухаживай как следует за Машей, чтобы она поскорее поправилась. И смотри у меня! А не то я до тебя доберусь!

Христина Ивановна остолбенела. Когда она пришла в себя, Арбенин уже ушел.

Да как он смеет!? И этот паршивец назвал её старухой? Это она-то старуха? Нет, надо было его пристрелить!

* * *

Сны. Память ее распалась на фрагменты разноцветной мозаики, которые перемещались и никак не хотели складываться в цельную картину. Фрагменты. Краткие, бессмысленные, беспорядочные…

Она спала до тех пор, пока ее снова не будили голоса, похожие на птичий щебет.

Постепенно сны становились все более беспокойными. Маше приснилось, что она пытается убежать от кого-то, кто гонится за ней по улицам странного, полуразрушенного города.

Она застонала.

Потом ее преследователь пропал, вместо него появился Дмитрий. Его красивое лицо вдруг покрылось трещинами и стало рассыпаться на глазах.

В это время голоса наверху стали громче.

Сны опять стали другими. Мягкими и легкими, как прикосновение лапки котенка. Мария увидела себя маленькой.

Большая лампа «друммонова света» [2]под матовым абажуром обливала молочным сиянием столовое серебро на столе, гардины и зеркала… Маша сидит над тетрадкой и рисует цветным карандашом, при этом мурлыча какую-то песенку без слов… Всё удивительно уютно, спокойно… и как будто вдали звучал красивый голос мамы… Накатывало ощущение ласкового покоя, уюта…