Белый Север. 1918 - Яна Каляева Страница 12

—Даже большевики не осмелились выселить нас на улицу!— накинулась на генерала отчаявшаяся дама.— Неужели вы окажетесь хуже этих бандитов?!

—Найдите переводчика,— приказал генерал. Лейтенант умоляюще посмотрел на Максима.

—Позвольте мне оказать содействие,— вмешался Максим и перевел слова дамы. Формулировки он из жалости к старушке смягчил, но смысл передал.

—Узнайте у леди, сколько человек в ее семействе,— распорядился Пуль.

Максим перевел вопрос и ответ дамы: трое.

—Лейтенант, выделите владельцам четыре комнаты с отдельным входом,— приказал генерал и обернулся к Максиму.— Будьте любезны, проследуйте за мной.

Хотя слова генерала звучали как вежливая просьба, Максим сомневался, что ею можно было бы пренебречь. Но в любом случае связи с союзниками наладить стоило. Максим пошел следом за генералом через прежде богатый, а теперь полупустой дом. Видимо, недавно у большевиков тут было какое-то управление, и помещение срочно освобождали от следов его деятельности. Под ногами валялись вытряхнутые из папок документы. Максим случайно наступил на Декрет об уничтожении сословий и гражданских чинов — крупный заголовок был отпечатан в дореволюционной орфографии.

В светлой просторной комнате, определенной Пулем под личный кабинет, уже царил безупречный порядок. На стене — парадный портрет мужчины, которого Максим с первого взгляда принял за Николая Второго, но он, конечно же, оказался британским королем Георгом Пятым. На столе мраморный с золотом набор письменных принадлежностей и рядом с ним — затейливая конструкция, в которой Максим, чуть подумав, опознал телефонный аппарат.

Генерал опустился в кресло, но гостю присесть не предложил.

—Позвольте представиться,— Максим решил проявить инициативу.— Мещанин Ростиславцев к вашим услугам.

—Какова ваша позиция в отношении происходящих с вашей страной событий, мистер Ростиславцев?— генерал не стал тратить время на small talk, сразу перешел к делу.

—Я патриот своего Отечества и стремлюсь к его скорейшему освобождению от узурпаторов-большевиков,— сказал Максим совершенно искренне, а потом добавил то, что, очевидно, было значимо для генерала: — И надеюсь, что Россия выполнит союзнические обязательства по войне с Германией в полном объеме.

—Рад слышать,— генерал снисходительно кивнул.— Совместными усилиями наши державы быстро разобьют немецких агентов, которые по досадному недоразумению взяли под контроль центральные области вашей страны. Этих bolsheviks,— генерал словно пробовал на вкус непривычное слово.— Побочный эффект мировой войны.

Максим задумался. Большевики, конечно же, были немецкими шпионами — и сейчас, и сто лет спустя об этом знали все; однако сводить их роль только к этому было недальновидно. Но вряд ли генерал Пуль был настроен выслушивать возражения. Он продолжил говорить:

—Люди, подобные вам, чрезвычайно нужны нашей миссии. Предлагаю вам поступить на службу в должности переводчика. Жалованье в британских фунтах, офицерский паек. Вы весьма удовлетворительно владеете английским языком, для аборигена это редкость. Хотя акцент я не распознаю. Вероятно, вам преподавал американец?

В действительности Максим занимался с уроженцем Лондона, но язык несколько изменился за сто лет. Приходилось постоянно напоминать себе, например, что привычные модальные формы вида have to или got еще не используются, вместо них в ходу shall и ought. Произношение некоторых слов тоже отличалось, и в употреблении артиклей были нюансы, которых он пока не понял. Если в родном времени Максим владел английским на крепком профессиональном уровне, то здесь откатился до среднего; впрочем, для Архангельска и это было более чем прилично.

—Я в разных местах обучался языку,— ушел от прямого ответа Максим.— Ваше предложение — большая честь для меня, однако я вынужден его отклонить, поскольку уже поступил на службу в отдел юстиции Верховного управления Северной области.

—Ах да, местное правительство…— Пуль побарабанил пальцами по столу.— Что-то такое припоминаю. Хорошо, что оно имеется, это полезно. Надо не забыть направлять туда копии моих распоряжений. В городе необходимо поддерживать порядок. А вас, мистер Ростиславцев, я более не задерживаю.

* * *

Первым, что Максим встретил на новой службе, был скандал. Чаплин, красный, как советское знамя, орал на Гуковского:

—Почему это не мы можем просто взять и арестовать всех большевиков поголовно? Как это большевизм — не преступление? Не желаю этого слушать! С кем мы в таком случае сражаемся, если не с преступниками, позвольте спросить?!

Гуковский отвечал спокойным, скучным даже голосом:

—Большевизм есть столь неопределенное и неуловимое для юридической квалификации явление, что подведение его под те или другие статьи уголовного закона представляется совершенно невозможным.

—А убийство Государя, в котором сами большевики расписались в своих же газетах, квалификации поддаётся?

—Гражданин Романов от престола отрёкся? Отрёкся, в пользу своего брата Михаила. Уже больше года назад. А потому гражданин Романов на момент казни Государем именоваться не мог. Следовательно, о покушении на жизнь, здоровье, свободу и вообще неприкосновенность Священной Особы говорить никак невозможно….

—Но убийство-то было! Было ведь!

—Конечно, было. Только убийство — это статья 453-я, по ней до восьми лет каторги. Это никак не 99-я, о покушении на Священную Особу, предусматривающая смертную казнь…

Пока Гуковский разъяснял такие тонкости, Чаплин из красного становился белым.

—А что насчёт Октябрьского переворота? Может, и его не было?— спросил он подозрительно спокойным голосом.

—Переворот, да… Конечно, он был, это… посягательство на насильственное изменение образа правления…— Гуковский повёл рукой, показывая, что опускает формулировку.— Словом, это статья 100-я, там только смертная казнь.

—Так за чем дело стало?

—Видите ли, переворот в столице осуществляли совсем не те лица, которые были арестованы вчера в Архангельске…

—Но эти «лица» состояли с ними в одной банде!— процедил Чаплин.— Это — соучастники!

—Понимаю ход ваших мыслей,— Гуковский, кажется, входил в азарт.— Но статья 102-я тут неприменима! Она гласит о сообществе, составившемся для учинения данного преступления — а большевики такой цели при создании не заявляли. Формально…

Хотя до изобретения слова «троллинг» оставалось почти сто лет, ничего не мешало Гуковскому с удовольствием заниматься им уже сейчас.

—Вы слепы, глупы или попросту некомпетентны!? — орал Чаплин.— Все эти революционеры сами, в своей же печати излагали свои замыслы! Это же чистосердечное признание!

—Вы правы, конкретные лица излагали свои цели и намерения. Они покушались на совершение тяжких преступлений. За это они понесут всю полноту ответственности. Но заявления частных лиц, пусть даже занимающих высокие посты, не должны переносить ответственность на рядовых членов партий!