Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс Страница 12

– Не было бы никакой войны, если бы не черномазые.

– Ты не прав! Это всё бунтовщики начали, когда из Союза вышли. Так что, скажу я вам, не за ниггеров эта война, а за флаг.

– Ладно, согласен. Только сдается мне, перестрелять их всех надо, тогда и проблемы не будет.

Реплика вызвала громкие одобрительные крики. Единственный офицер, сидевший там же, в баре отеля «Уиллард», был согласен с таким заявлением, но промолчал, помня, что на нем мундир. Услышали бы это некоторые любители ниггеров из правительства, подумал он.

Офицер весил двести тридцать фунтов. Под безупречно сшитым мундиром выпирал внушительный живот; на мертвенно-бледном лице, которое яркое солнце могло сделать красным за полчаса, резко выделялись темные глаза, то и дело смотревшие на столик в углу. Сейчас там остался один человек; двое других ушли совсем недавно, и лицо того, что помоложе, показалось ему до странности знакомым. Он потягивал виски и рылся в памяти. Офицеру было тридцать семь лет, но его черные волосы полгода назад уже начали седеть. Он каждый день подкрашивал их, чтобы скрыть седые пряди и сохранить моложавую внешность. Хотелось бы полковнику Елкане Бенту с такой же легкостью забыть об их существовании.

Седина напоминала ему о собственной смертности, принося все больше растущее чувство разочарования своей карьерой. Это чувство преследовало его почти всю его взрослую жизнь. Однако в последние месяцы, пока он бездельничал в этом невежественном городе, поддерживающем южан, оно только усилилось. Бент ненавидел южан почти так же яростно, как ненавидел негров. Но больше всего он ненавидел одного южанина, которого звали Орри Мэйн, и его дружка-однокурсника Джорджа Хазарда, янки. И вдобавок в Вашингтоне жил единственный человек, к которому Бент питал хоть какую-то привязанность, но ему было запрещено с ним видеться.

Лицо ушедшего незнакомца продолжало маячить в памяти Бента. Он жестом подозвал бармена:

– Вы видели того джентльмена, который только что вышел?

– Министра Кэмерона?

– Нет, того, что был с ним.

– А-а, это один из его холуев, Стэнли Хазард.

Рука Бента сама собой сжалась в кулак.

– Из Пенсильвании?

– Наверное. Кэмерон многих привез с собой оттуда в военное министерство. – Бармен кивнул на пустой стакан. – Налить вам еще?

– Да, двойной.

«Стэнли Хазард, значит», – подумал Бент. Наверняка брат Джорджа Хазарда. Это объясняло их сходство, несмотря на то что у Стэнли лицо было мягкое и обвисшее. На мгновение эмоции настолько захлестнули Бента, что у него даже закружилась голова.

Орри Мэйн и Джордж Хазард учились в Военной академии на курс младше. С самого начала они презирали его и настраивали против него других кадетов. Именно их Бент считал виновными в том, что ему не удалось добиться ни продвижения по службе, ни наград. Так было в Вест-Пойнте, а потом повторилось в Мексике.

В конце пятидесятых Бента отправили в Техас во Второй кавалерийский полк. И служивший там кузен Орри Мэйна, дерзкий новый лейтенант Чарльз Мэйн, еще больше подпортил его личное дело.

В этой войне Мэйны, разумеется, встали на сторону предателей-южан. Джордж Хазард уже много лет назад ушел из армии, но его младший брат Билли служил в Инженерном корпусе.

Бент не знал, где сейчас находится каждый из них, зато одно знал наверняка: он, Елкана Бент, рожден для славы. Для высшей власти. Он всегда верил, что сможет стать американским Бонапартом, и продолжал в это верить, даже несмотря на то, что один из его сокурсников, этот выскочка Джордж Макклеллан, который недавно вернулся в армию, каким-то образом сумел убедить легковерных газетчиков присвоить этот титул ему.

Ну да все равно. Главное – не титулы, а власть сама по себе. Она принесет ему признание, вознаградит его военный гений и, уж конечно, позволит наконец уничтожить ненавистных Мэйнов и Хазардов.

Бент глотнул виски и тщательно запечатлел в памяти нынешнюю внешность Стэнли. Осушив стакан, он взглянул на часы: было уже половина восьмого. Скоро стемнеет, и улицы станут небезопасными. Ночным патрулям, в отличие от полицейских, которые дежурили днем, правительство платило в основном за то, чтобы они охраняли общественные здания, а не горожан. Поэтому пора было уходить. Хотя у него с собой была сабля, Бент совсем не хотел привлекать к себе внимание грабителей, искавших своих жертв после захода солнца. Такие люди пугали его.

Еще глоточек, и он пойдет. Бент снова выпил, рисуя в уме воображаемые картины будущей расправы над Стэнли Хазардом. Вот он душит его… нет, лучше вонзает саблю ему прямо в живот. Увы, все это не помогало. Больше всего на свете Бенту хотелось разделаться с Джорджем Хазардом и Орри Мэйном лично.

Сжимая рукоять сабли, Бент нетвердой походкой вышел из бара отеля «Уиллард». В воздухе висела душная влага – от реки наверняка скоро начнет снова подниматься этот отвратительный туман. Бент наткнулся на продавца устриц, который последний раз прогудел в свой рожок и быстро покатил тележку дальше. Бент выругался в сторону размытой фигуры и рванулся вперед, сквозь сумеречные тени, из которых доносились дразнящие голоса. Он не стал гадать, реальными они были или призрачными, и перешел на бег.

Через три квартала этой ужасной пытки он наконец добрался до безопасного убежища пансиона. Задыхаясь, он с трудом поднялся по ступеням на освещенную веранду и стоял там, пока не утихли дрожь и одышка. Потом вошел в гостиную, где сидел другой постоялец, с которым он уже познакомился. Полковник Элмсдейл, ньюгэмпширец с оттопыренными ушами, показал Бенту на какие-то бумаги на столе.

– Сегодня пришло мое назначение, – сказал он, не вынимая изо рта сигары. – И ваше тоже. Вот, полюбуйтесь. Не самые лучшие новости.

– Не самые лучшие?

Бент облизнул и без того влажные губы и схватил бумагу. Буквы, выведенные мудреной вязью, извивались так замысловато, словно в бумагу каким-то невероятным образом забрались змеи. Однако Бент понял каждое слово и был так напуган, что непроизвольно испортил воздух с довольно громким звуком. Элмсдейл не засмеялся, даже не улыбнулся.