Голова ведьмы - Генри Райдер Хаггард Страница 11

– Многие из нас согласились бы и на более тяжелое наказание, если б только могли быть обвинены в том же грехе, – немного грустно заметила Дороти.

– О, дорогая моя! – живо откликнулась старушка. – Я уверена, что вы именно так и думаете. Каждая молодая женщина жаждет быть красивой и вызывать восхищение мужчин, но разве это приносит истинное счастье? Сомневаюсь. Чаще всего неумеренное восхищение вызывает к жизни бесконечные неприятности и, возможно, в конце концов, даже разрушает счастье самой женщины и тех, кто с ней связан. Когда-то я тоже была красивой женщиной, моя дорогая – я уже достаточно стара, чтобы говорить об этом без обиняков – и скажу вам, что Провидение не может злее подшутить над женщиной, нежели дать ей красоту и не дать при этом острого ума и сильного характера. Безвольная, глупая красота – худшее, что может случиться с женщиной. Ее достоинства обязательно навлекут на нее зависть других женщин и станут неиссякаемым источником проблем – ибо привлекут к ней любовников, с которыми она просто не будет знать, что делать. Иногда конец такой женщины очень печален. Я видела, как подобное случалось, и не один раз, моя дорогая.

Впоследствии, через много лет и совсем при других обстоятельствах, Дороти Джонс часто вспоминала эти слова мисс Чезвик, признавая, что старушка была во всем права – но сегодня они ее не убедили.

– Я отдала бы все на свете, чтобы быть похожей на вашу племянницу! – упрямо сказала девушка. – И любая другая девушка – тоже. Спросите хоть Флоренс!

– О, дорогая моя, это вы сейчас так думаете. Подождите еще лет двадцать – а потом, если вы обе будете еще живы, сравните, кто из вас счастливее. Что касается Флоренс, она, конечно же, хотела бы быть похожей на Еву; разумеется, ей неприятно повсюду появляться вместе с девушкой, рядом с которой она выглядит маленькой неуклюжей замарашкой. Полагаю, она была бы счастлива, если бы Ева осталась в Лондоне – как сейчас ее кузины рады, что она уехала. Ах, Дороти, милая! Я так надеюсь, что они не поссорятся! Флоренс ужасна, когда сердится.

С этим Дороти не могла не согласиться. Она очень хорошо знала характер Флоренс. Тем временем старая леди обратилась к Джереми:

– Однако, мистер Джереми, эти разговоры, должно быть, кажутся вам глупыми. Расскажите мне, участвовали ли вы еще в каких-нибудь гонках?

– Нет, – отвечал Джереми, – я растянул мышцы руки во время университетской регаты, и рука все еще болит.

– А где мой дорогой Эрнест?

Как и большинство женщин, какого бы возраста они не были, мисс Чезвик обожала Эрнеста.

– Он возвращается домой в понедельник.

– Он как раз вовремя – Смиты собирают всех на теннис. Я слышала, потом хотят устроить танцы. Вы танцуете, мистер Джереми?

Джереми пришлось признать, что он этого не делает; на самом деле никакая сила на земле не смогла бы затащить его в бальный зал.

– Жаль, в здешних краях так мало молодых людей. Флоренс на днях их пересчитывала, и результаты неутешительны: на одного холостого мужчину в возрасте от двадцати до сорока пяти лет приходится девять незамужних женщин в возрасте от восемнадцати до тридцати!

– Значит, только одна из этих девяти и имеет шанс выйти замуж, – заметила Дороти.

– А что будут делать остальные восемь? – заинтересовался Джереми.

– Полагаю – станут старыми девами, как я! – отозвалась мисс Чезвик.

Дороти быстро произвела расчеты в уме – получалось, что примерно через пятнадцать лет при нынешнем положении вещей в радиусе трех миль от Кестервика будут проживать, по крайней мере, двадцать пять старых дев. Потрясенная этой мыслью, Дороти встала и начала прощаться.

– Я знаю, кто точно не останется без мужа, если только мужчины не глупее, чем я о них думаю! – сказала добрая старушка, награждая Дороти поцелуем.

– Если вы имеете в виду меня, – сказала Дороти, слегка покраснев, – то я не настолько тщеславна, чтобы думать, будто кто-то заинтересуется маленьким существом, единственная добродетель которого – аккуратное ведение домашнего хозяйства. Не думаю также, что и сама хочу о ком-то заботиться.

– О, дорогая, в мире еще остались здравомыслящие мужчины, которые предпочитают добрую и хозяйственную женщину – хорошеньким личикам. До свидания, моя дорогая.

Хотя Джереми и был разочарован визитом к мисс Чезвик, поскольку не застал дома Еву, на следующее утро ему посчастливилось встретить обеих сестер на берегу моря. Однако, оказавшись в ее присутствии, он внезапно осознал, что ему очень мало есть, что сказать, и потому прогулка, говоря по чести, могла бы выйти очень скучной, если бы ее не оживляли острые и саркастические замечания Флоренс.

Впрочем, на следующий день он упрямо повторил попытку, заявившись к Еве с целой охапкой каких-то цветов (выдранных прямо с корнями), которыми она накануне выразила желание обладать. Так продолжалось до тех пор, пока его застенчивость не пошла на убыль; в конце концов они стали хорошими друзьями.

Разумеется, все это не могло укрыться от острого взгляда Флоренс, и в один прекрасный день, после того как Джереми отвесил ее сестре неуклюжий комплимент и ушел, она суммировала свои наблюдения следующим образом:

– Этот теленок влюбился в тебя, Ева!

– Чепуха, Флоренс! И почему это ты называешь его теленком? Нехорошо так говорить о людях.

– Отлично, если ты найдешь другое подходящее определение, я с радостью приму его.

– Я думаю, что он хороший, честный мальчик с задатками джентльмена, и, даже если он в меня влюбился, я не думаю, что в этом есть что-то постыдное!

– Дорогая, мы обсуждаем какую-то чушь. Знаешь, я скоро начну думать, что и ты влюбилась в этого «мальчика с задатками джентльмена» – о да, это намного лучше «теленка», хотя и не так выразительно.

Ева сдалась и бежала с поля боя.

– Ну, Джереми, как твои дела с красавицей-Евой? – в тот же день поинтересовалась у брата Дороти.

– Знаешь что, Долл, – отвечал Джереми с видом человека, находящегося на последней ступени отчаяния, – не смейся над своим братом! Если б ты только знала, что я чувствую вот здесь, внутри…. если бы ты знала… ты не знаешь…

– Что? Тебе плохо? Может быть, немного бренди? – воскликнула Дороти в неподдельной тревоге.

– Не будь дурочкой, Долл! Это не имеет отношения к моему желудку, это вот здесь! – и он постучал себя по правой стороне груди, искренне веря, что сердце находится именно там.

– И что же ты чувствуешь, Джереми?

– Чувствую! – со стоном отвечал ее брат. – Чего я только не чувствую! Когда я не нахожусь рядом с ней, мне кажется, что я тону… знаешь, как бывает, когда уходишь гулять без обеда? Вот так я себя все время и чувствую. А когда она смотрит на меня, меня бросает то в жар, то в холод. Когда улыбается – как будто кто-то пристрелил пару вальдшнепов справа и слева от меня…

– Хорошо-хорошо, Джереми, – перебила его Дороти, начиная думать, что ее брат повредился рассудком. – А что будет, если она не улыбнется?