Война роз. Воронья шпора - Конн Иггульден Страница 11

Наконец, Джаспер оказался пред дощатой ветхой стенкой, преградившей им с племянником путь. Оба вздрогнули и примерзли к месту, когда из лавки до них донеслись громкие голоса.

Времени почти не оставалось. Старший из беглецов воткнул железку в щель между досками и навалился на нее, отдирая доски от гвоздей. Затем потянул оторванную часть перегородки на себя… и деревяшки развалились в его руке, подняв облако пыли… Дохнуло холодком, к которому примешивался запах плесени.

Открывшийся пред Тюдорами туннель зиял чернотой, а стенки его поросли скользкой на ощупь гнилью. Джаспер, не колеблясь, нырнул в темноту. Генри хватило времени, чтобы услышать за спиной крик: «Вон там! Сзади!», прежде чем он сорвался с места, дыша так часто, что у него закружилась голова. Время сдаваться еще не наступило, и спасение уже маячило впереди. Дядя его бежал вперед вслепую, не сворачивая, – сотню ярдов, затем другую, третью, как если б он был уверен в том, что они не могут наткнуться на поворот или на какую-нибудь преграду. Генри с трудом держался у него за спиной, хотя ужас наделял его ноги крыльями. Только б не отстать! Его дядя бежал, чтобы спасти свою жизнь, и не мог позволить себе расслабленности.

Первый поворот возник впереди так внезапно, что Джаспер врезался в грубый камень, лишивший его дыхания и заставивший вскрикнуть от боли. Генри услышал, как дядя прошипел под нос какие-то слова, а потом они снова двинулись по проходу, уже в такой темноте, что не видно было собственных рук, протянутых вперед и ощупывавших воздух.

Джаспер шел, негромко считая и ведя пальцами по стене, пока та не исчезла. Звуки погони постепенно стихли, а когда беглецы повернули еще раз, их буквально придавило безмолвие. Генри ощутил какой-то покой – здесь ничто не отвлекало его. Было прохладно и тихо, пахло камнем и глиной – это было место, лишенное жизни, лишенное звука… может быть, место смерти, но вместе с тем и покоя. Подросток улыбнулся в уединении, создаваемом тьмой, внезапно ощутив полное довольство собой. Его дядя к этому времени уже основательно запыхался, но все шел вперед, бормоча какие-то числа, и наконец Генри заметил какие-то серые линии в царившей впереди черноте. Впереди забрезжил свет, и Джаспер снова перешел на бег. В конце концов перед ними оказалась крошечная дверца, растрескавшаяся и заросшая папоротником и ежевикой. Она была заложена на засов, и старший Тюдор без малейших колебаний поднял его и настежь распахнул дверь.

Солнечный свет ослепил их с племянником. Если б в этот момент их поджидал выставленный возле двери караул, обоих беглецов похватали бы, словно цыплят. Тем не менее врагов рядом не оказалось, и Генри с удивлением уставился на галечный пляж. Дверь находилась в глубине узкой расселины в одном из окружавших гавань утесов, и ее было трудно заметить со стороны воды. Посреди гавани покачивалось на якорях с полдюжины судов. Под крики чаек над головой юноша и его дядя подобрались к краю скалы и осторожно посмотрели в сторону причала.

По нему расхаживали стражники: четверо, в ливреях дома Гербертов. Они были настороже и при оружии, однако больше посматривали на ведущую к городу дорогу. Генри ощутил на себе взгляд Джаспера и, посмотрев в глаза дяди, увидел в них веселье и облегчение.

– Видишь ту лодку? – проговорил старший Тюдор. – С вымпелом, на котором вышит олень-рогач? Это моя. Она доставит нас на тот вон славный корабль со шкафутом. Понятно?

Он дождался, пока племянник кивнет, и хлопнул его по плечу:

– А теперь вот что. Ты, наверное, уже заметил, что у двоих из них за плечами арбалеты. Так что бежать к лодке бессмысленно – они подойдут поближе и всадят в наши спины по болту, прежде чем гребцы спустят весла на воду. Значит, нам придется идти медленно, прогуливаться, может быть, по одному. Понятно?

– А откуда этот олень? – спросил Генри, заметив, что его дядя удивленно нахмурился, бросив новый взгляд на стражника, прохаживавшегося едва ли не в паре сотен ярдов от них.

– Это старый рогач, парень. Я, как и мой брат, твой отец, родился в Хартфордшире, стране оленей. Так пошли же!

Джаспер подтолкнул племянника вперед, однако тот остался на месте и с упрямым видом переспросил:

– Олень?

– Это герб графства! Ну, и небольшая шутка к тому же, потому что на меня всю жизнь охотятся, как на оленя. Как и сейчас – на тот случай, если ты об этом забыл. – Дядя еще раз подтолкнул племянника.

– Подожди, – отрезал подросток, отодвигаясь. – Моя мама была англичанкой. И если отец мой родился в Англии, то как я могу оказаться валлийцем?

Выражение на лице его дяди сделалось менее строгим, и при всем безумии ситуации, при том, что за ними гнались солдаты и на пристани их ожидали стражники, он рассмеялся. Но поскольку сын его брата говорил искренне, он ответил:

– Разве ты не знаешь? Место, где ты родился, ничего не значит. Ты есть то, из чего состоишь – из крови и плоти, к котором принадлежишь. А где ты родился… это важно лишь для того, чтобы платить подати. Мы, Тьюдуры, – валлийская порода, сынок. – Джаспер подчеркнул интонацией их имя, странное для слуха Генри. – Этим именем звали моего отца. Твои предки были рядом с Глендуром ^[7], когда тот восстал против знамен с белым английским драконом. Поэтому я чту его память, хотя англичане и разбили его. Они всегда были жестоким народом. Ну а если место рождения действительно что-то значит, не забывай, что родился ты в замке Пембрук!

Заметив, что мальчик по-прежнему встревожен, дядя хлопнул его по плечу:

– Видишь ли, в твоих жилах течет та же самая кровь, что и в моих, – немного французской, немного английской, а в основном лучшая уэльская кровь, когда-либо проливавшаяся за правое дело. Ты уже пробовал бренди или ячменную?

Генри отрицательно покачал головой.

– Ну, тогда не стану объяснять тебе преимущества смешения. Помни одно: люди, в жилах которых текла твоя кровь, поднимали знамя короля Кадвалладра, знамя с красным драконом, Драйг Гох. Красным, словно роза Ланкастеров, – скажи, разве не поэтично выходит? И это важно, парень. Важно, чтобы ты не посрамил всех людей, носивших твое имя, своих родных, которые уже ушли отсюда и ждут нас обоих. И я не хочу, чтобы ты не мог смотреть им в глаза, когда мы увидимся с ними. – Генри с удивлением заметил слезы на глазах Джаспера. – Жаль, что тебя нельзя познакомить с моим отцом. Вот я смотрю на тебя, отважного молодого человека – последнего в своем роду. Гордись своими предками. Понятно? А теперь пора идти, готов ты к тому или нет.

Дядя еще раз высунулся из-за скалы, чтобы посмотреть на освещенный солнцем галечник и песок, на искрящееся светом синее море. Солдаты прошли чуть дальше и теперь находились в трех сотнях ярдов от того места, где стояли оба Тюдора. Джаспер улыбнулся: