Охота за темным эликсиром - Том Хилленбранд Страница 11

Затем он отвернулся и стал подниматься по лестнице. Овидайе очень хотелось сказать что-то, однако его по-прежнему сотрясал кашель. Не успел он опомниться, как Рууд поставил его на ноги и подтолкнул к ступеням. Перед глазами снова заплясали черные круги, и он опять потерял сознание.

Придя в себя, он чувствовал себя уже значительно лучше. Возможно, дело было в том, что его переодели в сухую одежду и посадили в кресло у камина – кресло начальника. Мужчина узнал комнату, но Домселаера нигде не было видно. Вместо этого на него глядел тот самый толстый купец. Он стоял в нескольких метрах от кресла, прислонившись к стене, и курил трубку.

– Как вы себя чувствуете? – поинтересовался купец.

– С учетом обстоятельств довольно хорошо, сеньор. Позволите ли спросить, с кем имею честь?

– Пит Конрадссоон де Греббер. Я должен сопроводить вас к своему отцу.

Де Греббер. Конрад де Греббер. Это имя о чем-то говорило ему, однако в желудке все еще было слишком много солоноватой воды из канала.

– Может быть, вы можете рассказать мне что-то о том деле, относительно которого ваш дорогой отец желает побеседовать со мной?

Де Греббер отрицательно покачал головой.

– Понимаю. Полагаю, мы уходим немедленно.

– Если вам это удобно, господин. Полагаю, вас здесь ничто не держит.

Овидайя поднялся, посмотрел на мраморный символ Амстердама, строго глядевший на него с камина и крепко сжимавший в руке молотильный цеп.

– Нет, ничто.

Они вышли из приемной Домселаера и оказались во внутреннем дворе тюрьмы. Там их уже ждала черная лакированная повозка, бричка с упряжкой из двух лошадей, которых могли себе позволить только очень зажиточные жители Амстердама. Вот уже к ним подбежал возница, открыв перед ними дверь. Когда они садились в повозку, Овидайя заметил, что на двери брички, где обычно не было никаких украшений, нарисована маленькая золотая эмблема. Там были буквы «O» и «C», а поверх них – значительно более крупная «V», две половинки которой пересекали «О» и «С». И над этим вензелем красовалась буква поменьше: «А». Этот фирменный знак был ему знаком: его знали все. Бричка принадлежала Объединенной Ост-Индской компании, точнее говоря, ее амстердамскому филиалу, как сигнализировала маленькая буква «А». Что может быть нужно от него самой могущественной торговой организации в мире?

* * *

На протяжении всего пути они не проронили ни слова. Пит де Греббер был похож на человека, которому положение и богатство хотя и придавали определенную самоуверенность, но в душе он оставался трусом и опасался сам принимать решения. Он наверняка был чьим-то ставленником, вероятно, собственного отца. А поскольку тот, судя по всему, дал недвусмысленное указание ничего не говорить о сути дела, ради которого ему понадобился Овидайя, англичанин решил, что расспрашивать толстяка на этот счет бессмысленно. Лучше во время поездки подумать о том, что его ждет.

Бежав из Лондона, он решил, что будет вполне логично, если его следующей остановкой станет Амстердам. Здесь у него была небольшая сеть, состоявшая из нескольких ученых, с которыми он переписывался уже несколько лет. И, что еще важнее, здесь никто не знал о его афере с поддельными векселями. В Лондоне после неудачной идеи с гвоздичными опционами он опасался, что станет в кофейнях и на Эксчейндж-элли персоной нон грата. Еще сильнее он опасался гнева Дойла. Если бы он остался в Англии, учитель фехтования рано или поздно наверняка натравил бы на него наемного ловца воров. Кроме того, Дойл мог воспользоваться своими связями с герцогом Монмутом, чтобы заточить его во Флитскую долговую тюрьму или, хуже того, в печально известную Маршалси, из которой практически никому не удавалось выйти живым. А вот на бирже Дама он мог начать все сначала. Скоро он понял, что в Амстердаме для опытного спекулянта открываются значительно более яркие возможности, нежели в Лондоне. Дам – это центр финансового мира, здесь торговали дюжинами акций, а безналичные расчеты в форме векселей или счетов принимали все. Несколько месяцев Овидайя пользовался этими выигрышными для себя условиями и скопил скромное состояние. «На том и нужно было остановиться, – подумалось ему. – Но мне захотелось провернуть еще одну сделку, всего одну». Однако же, как и в Лондоне, эта последняя сделка уничтожила его, и на этот раз бежать ему не удалось.

В окно кареты было видно, что они ехали вдоль Клоофграхта, трехэтажные купеческие дома на котором сияли в лучах утреннего солнца. Он неоднократно слышал, как нещадно ругается кучер. Мужчина снова выглянул в окно. Кажется, снаружи что-то происходит, это точно. На углах улиц стояли взволнованные niewspostwijven, продавщицы газет, и что-то кричали прохожим на своем певучем наречии, однако Овидайя их слов не понимал. По каналу в сторону Эя плыло больше барж, чем обычно, к каналу Кловенирбургваль бежало людей больше, чем это обычно бывало в такой час. Да, они все бежали наверх, на север, в сторону гавани. Казалось, никто не двигался в противоположную сторону, к площади Дам или Амстелю, где дела в такой час должны были быть в самом разгаре.

Чем дальше они ехали, тем напряженнее становилось движение. Овидайя слышал залпы мушкетов, сопровождаемые низким ревом орудий. Он попытался встретиться взглядом с де Греббером, который сидел напротив него, сложив руки на животе. Торговец поднял брови, словно предлагая задать ему вопрос.

– Что там происходит, сеньор? Война?

Де Греббер радостно захихикал, от чего слои жира на его теле затряслись.

– Вы здесь недавно, не так ли? Это наши суда.

– Возвратившийся флот?

– Да. Сотни кораблей, они заняли весь Эйсселмер, до самого горизонта. Груженные перцем из Малакки, фарфором из Цзиндэчжэня, красным деревом, индиго, цейлонским сахаром. Поистине величественное зрелище. В другой ситуации я с удовольствием посмотрел бы на этот спектакль, но у нас дела.

Овидайя только кивнул. Как он и предполагал, на уровне моста Бушуисслуис бричка повернула на улицу Оуде Хогстраат. Здесь находился дом Ost-Indisch-Huis, штаб-квартира компании. Спустя несколько минут бричка остановилась и возница открыл перед ними дверь. Де Греббер вышел из кареты, Овидайя последовал за ним. Штаб-квартира Ост-Индской компании представляла собой двухэтажное здание из обожженного кирпича с высокими зарешеченными окнами и крыльцом, обрамленным двумя белыми пилястрами в тосканском стиле. Снаружи здание не производило особого впечатления, однако Овидайя знал, что за фасадом скрывается одна из самых великолепных построек Амстердама. Они прошли за порог и оказались во внутреннем дворе, раз в пять превышавшем двор каторжной тюрьмы по размеру. Здесь царило сильное оживление, между отдельными частями здания сновали посыльные и начальство, лица у всех были серьезные, вероятнее всего, они были заняты тем, что подсчитывали прибыль только что прибывшего торгового флота. Де Греббер провел его в часть здания, где, если Овидайя не ошибался, заседала дирекция компании. На это указывали как минимум украшения и декорации, расставленные повсюду, словно это было в порядке вещей. Полы были мраморными, потолки украшены итальянскими фресками, на стенах висели картины, написанные маслом, на которых были изображены суда и негоцианты. Поднимаясь по наружной лестнице на второй этаж, Овидайя увидел огромный портрет Вильгельма III, висевший в противоположном конце коридора. Нидерландский статхаудер смотрел на него, и лицо его было серьезно, в правой руке он сжимал шпагу. Принц Оранский слегка украшал побеленную стену, на которой висел, на большее он вряд ли был способен. Поскольку власть – и об этом знал даже такой kromprater, то есть человек, плохо говорящий на языке страны, как Овидайя, – принадлежала не статхаудеру, не Генеральным землям и не магистрату, а тем, кто давал республике ее огромное богатство. Она принадлежала людям, суда которых как раз в нескольких сотнях метров поодаль ликованием встречали жители Амстердама.