Аляска, сэр! - Юрий Шестера Страница 11

– Вполне сносно, мсье, – довольно бодро ответил тот, явно уже несколько освоившись в седле.

– Тогда предлагаю перейти на легкую рысь, иначе с таким аллюром мы уже через десяток верст вынуждены будем повернуть назад, – резюмировал граф. – Посему примите совет: если вдруг испугаетесь чего-нибудь, сразу цепляйтесь за гриву лошади и как можно крепче прижимайтесь к ее шее. Но ни в коем случае не хватайтесь за поводья. Ни в коем случае! Вы поняли меня, Кабри?

Тот утвердительно кивнул, и Воронцов, к великому удовольствию Осипа Макаровича, приказал перейти на легкую рысь.

Спустя какое-то время путешественники подъехали к полноводной реке Аваче, стремительно несущей свои воды в Авачинскую губу. Через реку был перекинут деревянный мост, на редкость добротный. Да оно и понятно, ведь именно эта дорога, вернее сказать, конная тропа, связывала Петропавловск с Нижнекамчатском, расположенным почти в самой северной точке тихоокеанского побережья полуострова, и с Большерецком, раскинувшимся на побережье уже Охотского моря.

Отсюда открывался потрясающий вид на Корякскую сопку, и, очарованный ее красотой, Алексей Михайлович попросил проводника остановиться. Тот послушно придержал коня и приблизился к графу.

Со стороны Петропавловска вулкан был почти полностью закрыт прибрежной сопкой, а здесь представал взору во всей своей первозданной красе. Его белоснежный конус высотой более 11 тысяч футов упирался в девственно голубое небо, из кратера тянулся вверх дымный шлейф.

Правее возвышался другой вулкан – пониже и довольно странного вида. Судя по всему, в далекие доисторические времена титанической силы взрыв срезал наискось, как ножом, его конус примерно на треть от вершины, а затем на этом месте вырос новый вулкан, но меньшей высоты и несколько у́же старого. То была Авачинская сопка.

На первый взгляд казалось, что отсюда до вулканов рукой подать, однако проводник знал, что это обманчивое впечатление: на самом деле расстояние до их подножий составляло не менее 35–40 верст. Все трое смотрели сейчас на чудо природы под названием «вулканы» как завороженные, даже Кабри перестал постанывать.

– Дымный шельф – это предшественник извержения? – поинтересовался Воронцов у Осипа Макаровича.

– Нет, ваше сиятельство. Вот когда в прошлом году вулкан решил разбушеваться, дым из кратера поднимался вверх аж на целую версту. А в чреве его раздавался неумолчный гул, и даже в Петропавловске чувствовались подземные толчки, правда, не очень сильные. Потом из кратера полетели снопы искр и огромные раскаленные камни. («Вулканические бомбы» [13], – уточнил про себя Алексей Михайлович.) А еще чуть позже по склонам вулкана потекли потоки огненно-красной лавы. Вот уж когда было страсть как жутко! – Осип Макарович опасливо покосился на графа: вдруг решит, что он завирает? Однако сосредоточенный вид сиятельного спутника успокоил конюха, и он воодушевленно продолжил: – Ныне же вулкан отдыхает. Думаю, подымит еще чуток да и затихнет, как соседняя Авача…

Двинулись дальше. Когда проезжали мост, Кабри, испуганный видом стремительно несущейся внизу воды, крепко вцепился в гриву лошади и вплотную прижался к ее шее. «Молодец француз! – отметил мысленно Алексей Михайлович. – Первый экзамен сдан успешно: инстинкт самосохранения сработал вовремя».

Немного погодя выехали на дорогу, вдоль которой росли лишь редкие кусты с разбросанными между ними, наподобие ландышей, островками черемши да каменные березы, чьи ветви образовывали не раскидистые кроны, как в среднерусской полосе, а тянулись под углом вверх.

– Где же тогда жители Петропавловска берут сосновые бревна для постройки своих домов? – вновь обратился с вопросом к проводнику граф, озадаченный видом столь скудной растительности.

Осип Макарович охотно сообщил, что в ближайших окрестностях Петропавловска сосновых боров действительно нет. Однако начиная от истоков реки Камчатки и далее по ее течению на северо-восток, вплоть до впадения в Тихий океан, растут настоящие таежные леса, в которых в изобилии водятся соболь и куница. Но поскольку леса эти расположены довольно далеко, бревна приходится тащить волоком с помощью лошадей, ввиду чего дома в Петропавловске сто́ят очень дорого.

Присмотревшись, Алексей Михайлович действительно разглядел на дороге оставшиеся от волока бревен борозды, правда, изрядно уже поросшие травой.

– А из чего же тогда выстроили свои дома моряки Второй Камчатской экспедиции Беринга, которые, собственно, и положили начало Петропавловску во время их первой зимовки в этих местах? – не успокаивался любознательный граф. – У них-то лошадей ведь не было!

– Дело в том, ваше сиятельство, что на берегах Авачинской губы в те времена во множестве росли пихты. Вот их-то и рубили, а затем на буксире сплавляли шлюпками по воде к Петропавловской гавани. Теперь же вырубка пихт строжайше запрещена. Но не могу не отметить, что корабельные плотники были отличными мастерами своего дела: дома, срубленные ими, до сих пор, по прошествии вот уже более полувека, слывут в городе самыми крепкими.

Дорога между тем пошла на подъем, и, поднявшись вскоре на небольшой перевал, путники остановились. Справа возвышался конус Корякского вулкана, но теперь уже намного ближе: даже отсюда на его склонах были различимы длинные борозды, оставленные потоками лавы. Слева же простиралась широкая долина, упиравшаяся прямо в высокие остроконечные горы Срединного хребта, покрытые темно-зелеными пятнами кедрового стланика.

– Пойма реки Быстрой, впадающей в Охотское море, – пояснил Осип Макарович. – Здесь-то, между галечными берегами, заросшими шеламайником – смесью тополя, ив и ольхи, – она течет широко и спокойно, а вот в теснине Ганальского прохода, что находится между Восточным и Срединным хребтами, превращается в бурную стремнину, подтверждая тем самым свое название. Сейчас мы спустимся прямо к реке, проедем пару верст вверх по ее течению, и потом я покажу вам одно из чудес Камчатки.

– Вы меня заинтриговали! – воскликнул Алексей Михайлович, вызвав у проводника довольную улыбку.

Всадники гуськом спустились к реке и неспешно двинулись по ее левому берегу. Когда пересекли по деревянным мосткам какой-то безымянный ручей, проводник свернул вправо. Добравшись до небольшой лужайки, он ловко соскочил с жеребца и предложил спутникам сделать то же самое.

Алексей Михайлович, охотно последовав его примеру, принялся разминать затекшие ноги, а Кабри, сползший с кобылы с помощью Осипа Макаровича, с трудом доковылял до ближайшего большого валуна, облегченно на него плюхнулся, но тут же с исказившимся от боли лицом вскочил.

– Натер задницу о седло, бедолага, – хмыкнул Осип Макарович, уже уразумевший, что по-русски француз мало что понимает. – Ничего, иноземец, сейчас я тебя вылечу… – Быстро раздевшись догола, он плюхнулся в протекавший рядом ручей, подернутый легким парко́м, и блаженно воскликнул: – Ох и благодать же, ваше сиятельство! Ныряйте следом, ей-ей, не пожалеете!