Мушкетер - Валерий Большаков Страница 10

Спустившись вниз, он встретил давешнего хромого, едва не скомандовавшего: «Огонь!» Это был дальний родственник графа, то ли троюродный племянник, то ли внучатый. Звали его Робер-Арман Дешамп дю Сарра, был он нищим мелкопоместным бароном и, по всей видимости, рассчитывал пролезть в законные наследники графа.

Весь вчерашний день он волком смотрел на Олега, а сегодня с утра просто в глаза заглядывает, чуть ли не подлащивается. Надо полагать, вызнал, что Сухов отъезжает, не претендуя на графское добро. Олег любезно поклонился барону и отправился к конюшням.

В замке было заметно оживление — все словно проснулись от злого колдовства и вот с самого рассвета бегают, трут, убирают, наводят чистоту, расстилают камчатные скатерти, достают из сундуков золотую да серебряную утварь.

Крепкие дворовые мужички выкатывают из погребов бочки с винами, крестьяне неспешно тащат к графскому столу окорока и сыры, пышные караваи, кудахчущих кур и визжащих поросят.

— Как спалось? — послышался ласковый голос д’Арси, и Олег с живостью обернулся.

— Вашими молитвами, отец, — сказал он с лёгким поклоном.

Вымолвить заветное слово ему удалось запросто, без напряга и фальши.

Граф выглядел молодцом — суховат, подтянут, бодр и весел. Одетый не без щегольства, он обул ботфорты, готовясь к прогулке верхом.

— Коня! — отдал приказ его сиятельство, и конюх бегом подвёл вороного скакуна английских кровей. Копыта звонко цокали по булыжнику двора.

Обычно не терпевший чужой помощи, его сиятельство с удовольствием позволил Сухову подсадить себя. Вскочив на своего чалого, Олег притронулся к полям шляпы и сказал с улыбкой:

— Готов следовать за вами, отец.

Старик расцвёл, как майская роза, и направил гнедка к воротам. Вопреки ожиданиям, подъёмного моста не оказалось, а тот, что был, гулким пролётом соединял края полузасыпанного рва, заросшего густой травой.

Встречные тётушки в длинных юбках с передниками, в шнурованных корсажах и в шаперонах, ^[22] накинутых на головы по холодку, приветливо кланялись графу. Вилланы, ^[23] бредущие с граблями на плечах, поспешно снимали шляпы.

Деревушка, как показалось Олегу, изменилась мало — одноэтажные фахверковые ^[24] дома с многочисленными пристройками теснились вдоль кривоватой улочки, как и прежде, в будущем.

— А велика ли Московия, сын мой? — неожиданно спросил Рене Жереми.

Сухов улыбнулся про себя — похоже было, что графу не шибко интересны русские просторы, его больше занимает возможность лишний раз обратиться к сыну, само это слово произнести — и услышать ласкающий ухо ответ.

— Зело велика, отец, — ответил Олег. — Едешь, едешь, а землям всё конца и краю нет. Там текут великие реки, полноводные, как Дунай или Рейн, там растут дремучие леса, встают тёмные горы. Зимою в Московии холодно, всюду лежат глубокие сугробы, а когда поднимается буря, ветер кружит и гоняет снег, застя белый свет. Если в метель собьёшься с дороги, можешь заблудиться и замёрзнуть. Но московиты любят зиму и не боятся холодов — дети катаются с ледяных горок, играют в снежки. Взрослые и сами, бывает, строят крепости из снега и устраивают потешные бои. Дома там ставят из дерева, из толстых брёвен складывают стены, кладут огромную печь, топят жарко…

— Я бы, наверное, не смог жить в Московии, — признался граф, — не выношу холода!

— Ничего, тёплая шуба согреет. Это здесь меха — роскошь, а там — суровая необходимость.

— А что государь московский? Любит ли он справедливость?

— Вот с государями московитам нету удачи. Лет двадцать тому назад, даже больше, воцарился было Борис I. «Цвёл он, как финик, листвием добродетели и, если бы терн завистной злобы не помрачал его, то мог бы древним царям уподобиться… Много ненасытных зол на него восстали и доброцветущую царства его красоту внезапно низложили». Не повезло Борису — три года подряд неурожаи терзали Московию. Ныне правит Михаил, человек невежественного ума, и все советники его сплошь рядовая посредственность, и нету рядом с государем верного соратника того же уровня, что и «Красный герцог». ^[25]

— Да-а… А красивы ли девицы московские?

— Вот уж чем Московия богата, так это красою девичьей! Много я стран проехал, но нигде столько красавиц не видал, как в той северной стране.

— И такая нашлась, что сердце твоё покорила? — Граф улыбнулся лукаво и понимающе.

— Есть, как не быть, — сказал Сухов, думая о жене. — Еленой зовут её, она из древнего рода. Уж не знаю, свижусь ли с нею, — честно признался он, — но хотелось бы!

— Да-а… — зажмурился старик. — Сколь дивно устроен Божий мир, раз каждой твари, даже гадам и жабам премерзким, пара дана в утешение и в исполнение завета Господня — плодиться да размножаться. Как страждет душа в одиночестве и печали, как ищет близости и тянется к родному…

Оба всадника долго ехали молча, погружённые в думы.

— Об одном прошу, отец, — негромко проговорил Олег, — не мучьте себя больше, не отравляйте душу горькой памятью, не переживайте зря. Хотя… и переживания наши драгоценны, ибо безысходность — мираж глупый и пустой. Всё в нашей жизни — золото, ведь за потерей следует находка, за расставанием — встреча. Я уеду, отец, и — как знать? — возможно, не удастся больше свидеться, но добро да ласку вашу не забуду.

— Ах, сын, — мягко улыбнулся граф, — сколько лет длились для меня сплошные сумерки. И вот разгорелась заря, и наступил день! Вряд ли далече смерть моя, но страху нет, на душе у меня покой. Ты исцелил меня от тоски, оживил и веру, и надежду, и любовь. Ступай за славой, сын мой, береги честь и помни старика-отца!

С самого утра в замок съезжались соседи графа, ближние и дальние, наполняя двор весёлым гомоном, которого замшелые стены не слыхали уж давно.

Пир удался на славу, здравицы так и гремели под сводами главного зала, а слуги сбились с ног, обнося гостей яствами и подливая в кубки вина.

Стемнело, но огонь в камине и трепещущий свет факелов разогнали тьму. Музыканты были в ударе, и дамы с кавалерами вовсю отплясывали павану, бранль, гавот и даже деревенскую бергамаску.