Жемчужина Лабуана - Эмилио Сальгари Страница 10

Придя в себя, он с удивлением обнаружил, что лежит не на траве, где сознание ночью покинуло его, а в уютной и светлой комнате, оклеенной цветными обоями, что рана его перевязана чистым бинтом, а тело покоится на удобной и мягкой постели.

Он подумал, что все еще спит, что все это снится ему, но, протерев глаза, убедился, что все это реальность.

«Где это я? — спросил он себя. — Я еще жив или мертв?»

Он посмотрел вокруг, но не увидел никого, к кому можно было бы обратиться с вопросом.

Тогда он внимательно осмотрел комнату. Она была просторная, довольно элегантно обставленная и освещалась через два окна, за стеклами которых покачивались высокие деревья.

В углу он увидел фортепьяно, на котором были разбросаны ноты; справа — мольберт с незаконченной картиной, представляющей море; посередине — стол красного дерева с оставленной на нем вышивкой, сделанной, несомненно, женскими руками; а около постели — низкий табурет, инкрустированный черным деревом, на котором лежал его верный крисс, а рядом какая-то полураскрытая книга с засохшим цветком между страниц.

Он прислушался, но не уловил никаких голосов; издалека доносились какие-то нежные аккорды, похожие на звуки лютни или гитары.

«Но где же я? — снова спросил он себя. — В доме друзей или в плену у врагов? И кто перевязал мою рану?»

Внезапно его глаза остановились на книге, лежащей на табурете, и, движимый любопытством, он взял ее. На обложке ее, с обратной стороны, было что-то вытеснено золотом.

«Марианна! — прочел он. — Что это значит? Это имя или слово, которое я не понимаю?»

Он снова прочел его, и словно что-то мягкое и нежное ударило в сердце этого человека, стальное сердце, казалось бы, навеки закрытое и для более сильных чувств.

Он открыл книгу, вернее, рукописный альбом. Его страницы были исписаны чьим-то легким изящным почерком, но ни единого слова понять он не мог. Это был какой-то незнакомый язык, немного похожий на португальский Янеса, но, казалось, более мягкий и мелодичный.

Сам не желая того, движимый таинственной силой, он осторожно взял цветок, лежавший между страницами, и долго, внимательно смотрел на него. Он понюхал его несколько раз, стараясь не помять своими жесткими пальцами, отвыкшими от всего, кроме карабина и сабли, и снова испытал это странное чувство, эту пронзившую его сердце таинственную дрожь.

Невольным движением прикоснувшись к нему губами, он вложил цветок на прежнее место между страницами, закрыл книгу и снова положил на табурет.

И вовремя: ручка двери повернулась, и в комнату вошел человек. Он шагал неторопливо и с тем уверенным в себе достоинством, которое отличало людей англосаксонской расы. На вид ему было лет пятьдесят, лицо его окаймляла рыжеватая борода, начинавшая седеть, глаза были голубые, глубокие, и взгляд такой, что сразу ощущалось, что этот человек привык повелевать.

— Рад, что вы наконец пришли в себя, — сказал он Сандокану. — Три дня и три ночи вы были без сознания.

— Три дня! — воскликнул удивленный Сандокан. — Уже три дня, как я здесь?.. Но где я?

— Вы у людей, которые позаботятся о вас и сделают все возможное, чтобы вас вылечить, — сказал вошедший господин.

— Но кто вы?

— Лорд Джеймс Гвиллок, капитан флота ее величества королевы Виктории.

Сандокан вздрогнул, и лоб его нахмурился, но он тут же овладел собой, стараясь не выдать той ненависти, которую питал к англичанам, и спокойно проговорил:

— Благодарю вас, милорд, за все, что вы сделали для меня, незнакомца, который не принадлежит к числу ваших друзей.

— Это мой долг — оказать помощь раненому, быть может, даже раненному смертельно, — ответил лорд. — Как вы себя чувствуете сейчас?

— Гораздо лучше. Я уже не чувствую боли.

— Очень рад, но, скажите на милость, кто же вас так отделал? Кроме пули, которую извлекли из груди, ваше тело было покрыто ранами, нанесенными холодным оружием.

Несмотря на то что он ожидал этого вопроса, Сандокан не сразу нашелся, что ответить на него. Но он не выдал себя и не потерял присутствия духа.

— Я бы сам хотел это знать, — ответил он. — Какие-то люди набросились на мои суда, взяли их на абордаж и перебили матросов. Кто они были? Я не знаю, потому что, раненый, упал в море и едва сумел добраться до берега.

— По-видимому, на вас напали пираты, которыми предводительствует некий Тигр Малайзии, — сказал лорд Джеймс.

— Пираты?.. — воскликнул Сандокан.

— Да, пираты с Момпрачема, которые три дня назад были замечены вблизи острова. А скажите мне, где они напали на вас?

— Около Ромадес.

— Вы добрались до наших берегов вплавь?

— Да, ухватившись за какой-то обломок. Но вы где нашли меня?

— Вы лежали без сознания на траве, неподалеку от изгороди моего парка. А куда вы направлялись, когда на вас напали?

— Я вез подарки султану Варауни от моего брата.

— Но кто ваш брат?

— Султан Шайя.

— Так, значит, вы малайский князь! — воскликнул лорд, протягивая руку Сандокану, который, немного поколебавшись, пожал ее без особого удовольствия.

— Да, милорд.

— Очень рад предложить вам свое гостеприимство и сделать все возможное, чтобы развлечь вас, пока вы поправитесь. Мы можем вместе, если не возражаете, навестить затем султана Варауни.

— Да, конечно, и…

Сандокан вдруг запнулся и, прислушиваясь, наклонил голову, чтобы лучше уловить звуки лютни, снова донесшиеся из сада. Те же самые, что он слышал недавно.

— Милорд! — воскликнул он с волнением, причину которого даже не пытался себе объяснить. — Кто это играет?

— А зачем вам это, мой дорогой князь? — улыбаясь, спросил англичанин.

— Не знаю… но я бы очень хотел видеть того, кто так прекрасно играет… Эта музыка трогает мне сердце… Она заставляет меня испытывать странное чувство…

— Подождите немного.

Лорд сделал ему знак снова лечь и так же неторопливо, как вошел, покинул комнату.