Бастард де Молеон - Александр Дюма Страница 10

— Напротив, мессир, — возразил Мюзарон, кого осторожность не лишала ни отваги, ни злопамятности. — Наоборот, вам следует встретиться с ним, но в других условиях. Вам надо встретить его, когда, например, при нем будут лишь слуги, охраняющие его носилки. Вы взяли бы на себя господина, а я занялся бы слугами, потом мы посмотрели бы, что он хранит в своем золоченом деревянном коробе.

— Вероятно, какого-нибудь идола, — ответил рыцарь.

— Или же свою сокровищницу, — воодушевился Мюзарон, — огромный ларец, набитый алмазами, жемчугом, рубинами. Ведь эти чертовы неверные знают заклинания, что помогают им отыскивать спрятанные сокровища. Эх, будь нас шестеро, даже четверо, мы задали бы вам перцу, сеньор мавр! О Франция! Франция, где ты? — стенал Мюзарон. — Где вы, отважные воины? Почему вас нет с нами, достойные наемники, боевые друзья мои?

— Ага! — вдруг воскликнул рыцарь, пребывавший в задумчивости, пока его оруженосец изливал свою душу. — Я вспомнил…

— О чем? — спросил Мюзарон.

— О письме дона Фадрике.

— Ну и что?

— Как что? Может быть, это письмо нам подскажет, по какой дороге ехать в Коимбру, о чем я забыл.

— Ах, Боже правый! Вот что значит говорить верно и мыслить здраво. Достаньте письмо, мессир Аженор, пусть хоть оно утешит нас теми прекрасными обещаниями, которые в нем вам даны.

Рыцарь отцепил подвешенный к луке седла маленький футляр из пропитанной благовониями кожи и достал из него пергамент. Это было письмо дона Фадрике, которое Молеон возил и как охранную грамоту, и как талисман.

Вот что в нем было написано:

«Благородный и великодушный рыцарь, дон Аженор де Молеон, помнишь ли ты тот прекрасный удар копьем, которым ты открыл в Нарбоне поединок с доном Фадрике, великим магистром ордена Святого Иакова, когда кастильцы приезжали во Францию за доньей Бланкой Бурбонской?»

— Он хочет сказать за госпожой Бланш де Бурбон, — перебил его оруженосец, покачивая головой с видом человека, возомнившего, будто понимает по-испански, и не желающего упустить случай покрасоваться своей ученостью.

Рыцарь посмотрел на Мюзарона с презрительным выражением, с каким обычно воспринимал все хвастливые выходки, которые позволял себе его оруженосец. Потом снова устремил взгляд на пергамент:

«Я обещал сохранить о тебе доброе воспоминание, ибо ты вел себя со мной благородно и учтиво».

— Тут дело в том, — снова прервал чтение Мюзарон, — что ваша милость вполне могла вонзить ему в горло кинжал, как вы так изящно проделали с Монахом из Лурда, сражаясь в Ларрском проходе, где был ваш первый бой. Ведь на том знаменитом турнире, когда вы выбили дона Фадрике из седла и он, взбешенный тем, что оказался на земле, потребовал продолжать поединок боевым оружием вместо турнирного, которым вы оба сражались до той минуты, дон Фадрике был полностью в вашей власти, придавленный вашим коленом. Но, не прельстившись победой, вы великодушно сказали ему (я все еще слышу эти прекрасные слова): «Встаньте, великий магистр ордена Святого Иакова, чтобы не уронить честь рыцарства Кастилии».

И Мюзарон сопроводил эти слова исполненным величия жестом, словно повторяя тот жест, который обязательно должен был сделать его господин в сем торжественном случае.

— Он вылетел из седла по вине лошади, которая не выдержала удара, — пояснил Молеон. — Эти полуарабские-полукастильские лошади превосходят наших в резвости, однако уступают в бою. Но рыцарь он бесстрашный и искусный, а к моим ногам упал потому, что зацепился шпорой за корень дерева в тот самый миг, когда я ударил его топором по шлему. Это неважно, — продолжал Аженор с тем чувством гордости, которой при всей своей скромности, проявленной только что, не смог скрыть, — главное, что тот день, когда состоялся незабываемый поединок в Нарбоне, был счастливым для меня.

— И вы забыли о награде, которую в тот день вручила вам госпожа Бланш де Бурбон, хотя наша милая принцесса сильно побледнела и задрожала, когда увидела, что турнир, который она почтила своим присутствием, превратился в боевую схватку. Да, сударь, — продолжал Мюзарон, с трепетом предвкушая те почести, что были уготованы его хозяину и ему самому в Коимбре, — воистину то был счастливый день, когда фортуна вам улыбнулась.

— Я надеюсь, — скромно ответил Аженор. — Но давай продолжим! И он снова погрузился в чтение:

«Сегодня я призываю тебя к себе, потому что ты дал мне обещание только меня считать своим братом по оружию. Мы с тобой христиане, приезжай ко мне в Португалию, в Коимбру, которую я недавно отвоевал у неверных. Я предоставлю тебе возможность совершать славные подвиги в борьбе с врагами нашей святой веры. Ты будешь жить у меня во дворце. При дворе ты будешь словно моим братом. Приди же, брат мой, ибо я, живущий в окружении коварных и опасных врагов, действительно нуждаюсь в любящем меня человеке.

Коимбра — город, имя которого тебе должно быть известно, лежит в Португалии, в двух льё от моря, на берегу реки Мондегу. Тебе придется ехать только через дружественные нам земли: сначала через Арагон — родовое владение, завещанное Рамиро доном Санчо Великим, который был, подобно тебе, бастардом, а стал настоящим королем, как ты стал отважным рыцарем; потом через Новую Кастилию, которую король Альфонс Шестой начал отвоевывать у мавров, а наследники его покорили окончательно; затем через Леон, арену великих подвигов прославленного Пелайо, доблестного рыцаря, чью историю я тебе поведал; и, наконец, ты переправишься через Акведу и попадешь в Португалию, где я тебя и ожидаю. Не приближайся к горам, которые ты увидишь слева; если с тобой не будет большой свиты, не доверяй ни иудеям, ни маврам, когда повстречаешь их в дороге.

Прощай и не забывай, что я целый день велел называть себя Аженором в твою честь так же, как ты весь день звался Фадрике, чтобы оказать мне почтение.

В тот день я носил твои цвета, а ты — мои, ты повязал мой шарф, я — твой. Так мы и ехали вместе до самого Урхеля, охраняя возлюбленнейшую нашу королеву донью Бланку Бурбонскую. Приезжай, дон Аженор; мне необходим брат и друг. Жду тебя».

— Ничего нет в этом письме, что могло бы указать нам дорогу, — вздохнул Мюзарон.

— Нет есть! Наоборот, в нем все есть! — возразил Аженор. — Разве ты не слышал, что я весь день носил его шарф?

— Ну и что?

— Знай же, что цвета шарфа были желтый и красный. Посмотри хорошенько, Мюзарон, глаз у тебя зоркий, посмотри, не видишь ли ты в этих городах здания, над которым развевается желтый, как золото, и алый, как кровь, стяг; здание это будет дворцом моего друга дона Фадрике, а все, что окружает дворец, — городом Коимбра.

Мюзарон приложил ладонь ко лбу, чтобы защитить глаза от солнечных лучей, которые расплавляли все предметы в горячие волны света, и, долго водя головой слева направо и справа налево, наконец остановил свой взгляд на городе, что был расположен справа, в излучине реки.

— Значит, мессир Аженор, Коимбра находится справа, — начал Мюзарон, — там, у подножья этого холма, за стеной платанов и алоэ, ибо над самым высоким зданием города реет стяг, о котором вы только что говорили. Правда, над флагом еще возвышается алый крест.