Женская война - Александр Дюма Страница 10

Юноша покраснел и подошел к Канолю.

— Простите меня, барон, — сказал он дрожащим голосом, — вижу, что я очень неучтив. Если б не важные дела, дела семейные, о которых я должен переговорить с гостем, то я почел бы за счастье и за удовольствие принять вас, хотя…

— Договаривайте, — сказал Каноль, — я решил не сердиться на вас, что бы вы ни сказали мне.

— …хотя, — продолжал юноша, — встретились мы с вами случайно и наше неожиданное знакомство будет мимолетным…

— А почему? — спросил Каноль. — Напротив, именно так и возникает самая прочная и искренняя дружба, особенно когда само Провидение…

— Провидение, сударь, — отвечал виконт с улыбкой, — хочет, чтобы я уехал отсюда через два часа и, по всей вероятности, не по той дороге, по которой поедете вы. Поверьте, я очень жалею, что не могу воспользоваться дружбой, которую вы от всего сердца мне предлагаете и которую я очень ценю.

— Ну, — сказал Каноль, — вы решительно странный малый, и первый порыв вашего великодушия внушил мне сначала совсем другое представление о вашем характере. Но пусть будет по-вашему, я не имею права быть взыскательным, потому что я вам обязан и вы сделали для меня гораздо больше того, что я мог надеяться получить от незнакомого человека. Пойду и поужинаю один, хотя, признаюсь вам, виконт, это прискорбно, я не очень привык к монологам.

И действительно, несмотря на свое обещание и свою решимость, Каноль не уходил; что-то удерживало его на месте, однако он не мог понять, что за притягательная сила неотразимо влекла его к виконту.

Но молодой человек взял свечу, подошел к Канолю, с прелестною улыбкой пожал ему руку и сказал:

— Сударь, хотя наше знакомство совсем не близкое, я чрезвычайно рад, что мог быть вам полезным.

Каноль в этих словах увидел только что-то весьма лестное для себя и схватил протянутую ему руку; однако виконт, не отвечая на его сильное и дружеское пожатие, отдернул свою, горячую и дрожащую. Тут барон понял, что юноша, несмотря на свои любезные слова, самым учтивым образом просит его выйти вон, и, раскланявшись, вышел в досаде и задумчивости.

В дверях его ждала беззубая улыбка старого лакея, который взял свечу из рук виконта, церемонно довел Каноля до его комнаты и тотчас воротился к своему господину, ожидавшему наверху лестницы.

— Что? — спросил виконт потихоньку.

— Кажется, он решился ужинать один, — ответил Помпей.

— Так он уже не придет?

— Надеюсь, по крайней мере.

— Вели приготовить лошадей, Помпей. Таким образом мы все-таки выиграем время. Но, — прибавил виконт, прислушиваясь, — что это за шум? Кажется, голос Ришона.

— И голос господина де Каноля.

— Они ссорятся.

— Наоборот, они узнали друг друга, извольте слушать.

— Ах! Что если Ришон проговорится?

— Помилуйте, нечего бояться, он человек очень осторожный.

— Тише!

Оба замолчали и услышали голос Каноля.

— Давайте два прибора, метр Бискарро, — кричал барон, — скорей два прибора! Господин Ришон ужинает со мной.

— Нет, позвольте, — отвечал Ришон, — это невозможно.

— Что такое? Вы хотите ужинать один, как тот молодой дворянин?

— Какой дворянин?

— Там, наверху.

— Кто он?

— Виконт де Канб.

— Так вы знаете виконта?

— Черт возьми! Он спас мне жизнь.

— Он?..

— Да, он!

— Каким образом?

— Поужинайте со мной, тогда я все расскажу вам.

— Не могу, я ужинаю у него.

— Правда, он кого-то ждет.

— Он ждет меня, и так как я уже опоздал, то позвольте мне, барон, пожелать вам доброй ночи.

— Нет, черт возьми! Не позволю! — кричал Каноль. — Я задумал ужинать в веселой компании, так что вы отужинаете со мной или я буду ужинать с вами. Метр Бискарро, два прибора.

Но, пока Каноль, отвернувшись, следил за исполнением своего приказания, Ришон взбежал по лестнице. На последней ступеньке его встретила мягкая рука виконта, втянула в комнату, затворила дверь и ради пущей безопасности задвинула, к величайшему его удивлению, обе задвижки.

— Черт возьми! — шептал Каноль, отыскивая глазами исчезнувшего Ришона и садясь за стол в одиночестве. — Не знаю, почему все против меня в этом проклятом месте. Одни гоняются за мной и хотят убить, другие убегают, будто я болен чумой. Черт возьми! Аппетит проходит, я чувствую, что становлюсь скучным, и готов сегодня напиться допьяна, как ландскнехт. Эй, Касторен! Поди сюда, я поколочу тебя!.. Они заперлись там, наверху, как заговорщики. Ах! Какой я глупец! Они в самом деле составляют заговор, точно так; этим все объясняется. Но вот вопрос, в чьих интересах этот заговор? В интересах коадъютора? Или принцев? Или парламента? Или короля? Королевы? А может быть, в интересах кардинала Мазарини? Бог с ними, пусть себе замышляют против кого им угодно, это мне совершенно все равно: аппетит мой воротился. Касторен, вели подавать ужин и принести вина. Я тебя прощаю.

Каноль философски принялся за ужин, приготовленный ранее для виконта де Канба. За неимением свежей провизии метр Бискарро вынужден был подать барону подогретые блюда.