Тень мечей - Камран Паша

— Бог, говорят, великий насмешник. Вероятно, именно поэтому его Город, названный в честь мира ^[2], знал только войну и смерть.

Однажды раввину, когда он был еще зеленым наивным юнцом, сказал об этом отец. Раввин очень изменился за долгие годы, прошедшие с тех пор. Жажду приключений вытеснила отчаянная тоска по душевному покою. Его первая брачная ночь осталась далеко-далеко, но воспоминания о ней все еще вызывали в его сердце нежность. С тех пор старик понял: то, во что он верил на заре своей жизни, в лучшем случае было наивным. В худшем случае — ложным. Однако правота отцовских слов подтверждалась снова и снова. Бог-насмешник — точное определение того невероятного и непредсказуемого существа, от которого пошло все сущее. Вероятно, было бы несправедливо называть Бога отъявленным обманщиком, но Он, несомненно, обладал чувством юмора.

Как и его народ, старик был скитальцем. Он искал Божественный Лик в тенистых садах Кордовы. По следам царицы Савской его утомленные ноги пересекли африканскую пустыню. Его серые глаза наполнялись слезами перед пирамидами, которые были древними уже тогда, когда в их тени играл Моисей. Из своих странствий он вынес одно: все пути вели сюда, к центру мира. К Святой земле. К Иерусалиму.

Иерусалим был призом для многих завоевателей, и мало кто из них относился к евреям дружелюбно. Его народ был изгнан и рассеян по ветру. И все же они никогда не забывали Град Давидов. В душе, в мечтах город манил их.

Тогда сыновья Измаила вышли из пустыни, чтобы заявить о своих правах на наследство Авраама. И на какое-то время воцарился мир, и сыновья Исаака стали возвращаться домой.

Так продолжалось до тех пор, пока на горизонте не возникли франки. Нищие, безграмотные, исполненные ненависти. Они попытались возвратить Иерусалим именем своего Христа. Раввин читал изречения этого Иисуса из Назарета и не нашел в них ничего такого, что объяснило бы творимые ими ужасы.

Франки убивали стариков и больных. Женщин. Детей. Они убивали мусульман как неверных, а потом убивали других христиан как еретиков. Они собрали всех оставшихся евреев и заперли их в главной синагоге. Потом подожгли ее.

В конце концов стенания прекратились, потому что некому уже было стенать.

Позднее историки франков будут хвастать: крови на улицах Иерусалима было столько, что она доходила их закованным в сталь солдатам до лодыжек. Но устроенная ими в Священном городе резня, жертвами которой пали десятки тысяч людей, была еще не самым большим их преступлением. В некогда чистенький зеленый город Маарра, окруженный виноградниками, полями и оливами, из самых недр ада ворвалось запредельное зло. Раввина стошнило после того, как он прочитал полный отчет Альберта Аахенского (хрониста Первого крестового похода), который засвидетельствовал и прославил самую большую победу Сатаны над душами людей. Ибо в Маарре крестоносцы не просто убивали людей. Они поедали своих жертв. Мужчин и женщин варили в глиняных котлах. Детей нанизывали на деревянные вертела и зажаривали живьем.

Раньше раввин думал, что эти истории — типичное преувеличение со стороны тех, кто подстрекал к войне, и просто безумцев, что-то сродни кровожадным повествованиям Священного Писания о завоевании Палестины Иисусом Навином. Подобные сказания о неистовствах имели целью не фактическое изложение исторических событий, а изображение врагов нелюдями. Но ему пришлось самому убедиться, что франки были отребьем в буквальном смысле слова, без всяких аллегорий или поэтических преувеличений.

Как и его народ, старик был известен под многими именами. Среди арабов и своих братьев сефардов ^[3] он откликался на имя шейх Муса ибн Маймун, будучи главным раввином Каира и личным врачом султана. Бледнолицые ашкенази ^[4] знали только его подробные и красноречивые сочинения по вопросам права и богословия, которые преодолели величественные горы Испании и распространились в странах Европы, погруженных во мрак невежества. Они называли его на языке предков — рабби Моше бен Маймон. Самые восторженные из его последователей обращались к нему «Рамбам» ^[5], хотя он не считал, что заслуживал какой-то особенной преданности.