Шпионские игры царя Бориса - Ирена Асе

Погожим июньским днем 1599 года в корчме в центре Риги за массивным дубовыми столами сидели три человека. Корчмарка была довольна: до вечера еще далеко, а посетители уже тратят у нее свои деньги. Немолодая уже, строгая на вид дама с разрешения рижского магистрата открыла свое заведение после того, как ее муж, почтенный мастер сапожного цеха, умер из-за неумеренного потребления шнапса. А введенное магистратом право вдов делать то, что разрешалось в городе далеко не каждому — открывать питейные заведения, — было своего рода социальной помощью: надо же бедным женщинам и их детям на что-то жить после потери кормильца. Открывая корчму, вдова с радостью готовилась потчевать посетителей вкусными и полезными блюдами: копченой гусятиной, отварной говядиной, бараньими котлетами, нежным мясом косули, куропатками, разнообразными колбасами и сырами, супом из лосося, янтарными ломтиками немецкого осетра (весившего порой шесть пудов), копчеными угрями, сладкими кренделями… Увы, рижане не хотели покупать всё это великолепие. К чему им было обедать в корчме, когда каждый житель пятнадцатитысячного города мог поесть дома? А вот любители пива, а то и более крепких напитков посещали корчму ежедневно. Так что ее владелица не столько кормила посетителей, сколько поила. Ей это, конечно же, не нравилось: она прекрасно помнила, чем кончил ее муж, который в трезвом виде был прекрасным семьянином и искусным ремесленником. Однако дома ее ждали двое детей, желавших есть каждый день, и, в конце концов, эта немолодая женщина научилась даже радоваться визитам алчущих алкоголя и оставляющих ей деньги мужчин. Но, вопреки своей выгоде, пьяных хозяйка заведения все равно не любила. И потому корчмарка неодобрительно смотрела на посетителя, похоже, пожелавшего заснуть пьяным сном, не дожидаясь захода солнца.

— Еще пива! — воскликнул молодой иезуит и с силой впечатал в деревянную столешницу польский грош, равный одной шестой части серебряной рижской марки.

Казалось, что этот молодой человек, невзирая на свой духовный сан, твердо решил пуститься в загул. Не только владелица корчмы, но и два почтенных рижских купца, зашедшие в корчму не столько попить пива, сколько обсудить в тишине торговые дела, неодобрительно покачали головами: часы только что пробили полдень, а католический святоша налегает на хмельной напиток так рьяно, словно уже поздний вечер и скоро можно будет отправиться на покой…

Однако купцы ошибались: мнимый любитель пива был намерен еще долго сохранять ясность мысли. Глава иезуитской коллегии в Риге послал его в корчму с важным заданием именно потому, что знал: этого верного слугу Господа хмель так просто не разберет. И сейчас иезуит невозмутимо потягивал новую порцию хмельного напитка, которым гордилась владелица корчмы, — светлое, медовое пиво.

— Еще и нос от нас воротит! — сердито пробурчал пожилой купец, видя, как молодой поляк повернулся к небольшому окну. — Эх, если бы не злая воля покойного польского короля Стефана Батория, не было бы в Риге папистов!

— А нынешний король Сигизмунд — и вовсе воспитанник этих исчадий ада. Именно при нем проклятые иезуиты окончательно распоясались в нашем добропорядочном лютеранском городе, хотя рижские обитатели чтут истинную веру, — вздохнул его товарищ.

Справедливости ради заметим, что почтенные рижане вновь были не правы. Иезуит отвернулся от купцов вовсе не потому, что не желал лицезреть их недовольство своим непомерным потреблением пива, — доброму католику было безразлично мнение о нем лютеранских еретиков. Истинная причина заключалась в том, что из окна корчмы был прекрасно виден небольшой дом с крышей из огненно-красной черепицы. Именно ради того, чтобы наблюдать за обитателями этого дома и их гостями, шпион иезуитской коллегии и был готов тратить сколько угодно грошей и пить местное пиво, столь не похожее на любимое им изысканное французское вино.

Однако молодой иезуит не ведал ни того, за кем именно он следит, ни того, кто именно может войти в это кирпичное одноэтажное строение или же выйти из него. Иезуиту было известно лишь то, что несколько дней назад в этом доме поселился очень странный господин. Своим нарядом незнакомец походил на начинающего врача или аптекаря, он не проявлял ни к кому в городе интереса и, по слухам, целыми днями возился с какими-то колбами и ретортами — проводил алхимические опыты. Поселившаяся вместе с ним отнюдь не юная, но весьма привлекательная и обаятельная женщина (то ли экономка, то ли содержанка) сама ходила на рынок к набережной реки Даугавы и старалась не бросаться в глаза окружающим: одевалась просто, не пользовалась румянами, покупала скромную еду — лососину, угрей, гусятину, раков, зайчатину, лесные орехи и другие недорогие продукты.

Увы, совсем неприметной эта писаная красавица не могла оставаться при всем своем желании. Но, естественно, не это обстоятельство и даже не стремление, присущее любому алхимику, разгадать секрет превращения обычных, неблагородных металлов в золото, привлекло внимание отцов иезуитов. В один и тот же день с таинственным пришельцем в Ригу прибыло несколько влиятельных шведских дворян. Представители знатных родов Шведского королевства — энергичные политики Аксель Тролле и Эрик Спарре — частенько захаживали в гости к увлеченному алхимическими процессами незнакомцу. А ведь Эрик Спарре был известен как один из лидеров оппозиции подлинному правителю Швеции — герцогу Карлу Зюндерманландскому!

За этими визитами явно крылась какая-то тайна. И молодой иезуит по поручению своего начальника исподволь наблюдал за домом. Увы, время шло, а к алхимику сегодня никто не приходил. Обнаружив, что одна из занавесок задернута небрежно и поэтому неплотно прикрывает окно, наблюдатель попытался увидеть хотя бы, чем занимаются обитатели дома. Через полчаса его терпение оказалось вознаграждено. В неплотно прикрытом занавеской окне он увидел голову красавицы, а также то, как некая мужская рука нежно гладит ее белокурые волосы. Женщина не противилась и тогда, когда губы ласкавшего ее мужчины надолго соединились с ее красивыми губками. Наконец, обе головы исчезли из поля зрения наблюдателя. Видимо, мужчина и женщина, продолжив ласки, легли на кровать. Однако ее-то, к разочарованию иезуита, занавеска надежно закрывала.

«Что ж, значит, эта дама — содержанка, а не экономка», — сделал вывод наблюдатель. Казалось, что он всецело занят питием пива, расслаблен и безмятежен. На самом же деле, чтобы скоротать время, иезуит напряженно размышлял: что нужно в доме алхимика знатным господам? Он фантазировал, отбрасывал одну версию за другой. «Быть может, они хотят приобрести у молодого ученого какой-нибудь малоизвестный яд?» — гадал наблюдатель, попивая крепкое пиво и радуясь своей способности долго пить, не пьянея. Если бы не эта способность, шпион иезуитской коллегии находился бы сейчас не в уютной корчме, а в мрачном подземелье, где занимался бы, как и все остальные братья, тяжелейшей работой. Дело в том, что отцы иезуиты днем и ночью тайно копали подземный ход из женского монастыря Марии Магдалины в находившуюся за городской стеной цитадель, где располагался польский гарнизон. Достаточно было прорыть такой ход, и польская армия смогла бы свободно проникать в формально польскую, но непокорную Ригу, не пустившую к себе гарнизон собственного суверена — польского короля!