Любой ценой - Николай Дмитриев

А ЛЯ ГЕР…

За считанные часы усадьба помещика Дзендзеевского превратилась в войсковой бивуак. Сам Дзендзеевский, с чадами и домочадцами, еще раньше, согласно эвакуационному билету, отбыл в далекий Саратов, и теперь в его доме воцарилась военная братия. По крайней мере, штаб группы армий расположился здесь со всем возможным комфортом. «Остины» бронеотряда прикрытия закатили в каретный сарай, голубиную станцию завезли на птичий двор, походный «Телефункен» выставил свою радиотелеграфную антенну из романтической альтанки над прудом, а рядом с главным подъездом, где безотлучно торчал со своей «ФП» дежурный унтер-офицер, для пущей безопасности поставили новенькую путиловскую зенитку, смонтированную прямо на платформе грузового «уайта».

Комендант штаба поручик Долежай-Марков безостановочно носился по территории, распекая в пух и прах за служебные упущения и казаков охраны, и штабных писарей, и артиллеристов путиловской зенитки, а пуще всех — дежурного унтер-офицера с его мотоциклеткой, который, как и все бронеотрядники, наряженные в черную кожу, считал своим долгом строить куры симпатичным медсестрам из армейского околотка. И только в альтанку возле пруда бравый поручик заглядывать опасался, тщательно скрывая свой страх перед искрометным устройством, которое непонятно как извлекало грозные телеграммы начальства прямо из благоухающего воздуха помещичьего сада.

Сегодня день был особый, и поручик Долежай-Марков распекал всех с удвоенной энергией. Он даже проявил личную инициативу и поставил вокруг дома вторую цепь казачьих постов, дабы к окнам круглого зала, где проходило совещание начальствующего состава, никто не смел сунуться. Старания коменданта не прошли незамеченными, и потому командующий, поглядывая на туго обтянутые шароварами зады донцов, застывших каждый против своего окна, говорил со все большим воодушевлением:

— Господа! Оставим высокие материи в покое и сразу перейдем к делу… Я думаю, вам не нужно напоминать, что случилось с нашими войсками в Восточной Пруссии, и потому спрашиваю, можно ли было сего избежать?

Генералы переглянулись и, когда взгляды всех остановились на самом молодом из них, этот недавно назначенный командир корпуса пожал плечами.

— Но это же элементарно… Если бы действия были согласованными, и было сообщено вовремя…

— Благодарю вас, — командующий жестом остановил говорившего. — Надеюсь, господа, эту прописную истину все уяснили? Поэтому, в предстоящей операции, главный упор — на взаимодействие и связь!

Командующий строго посмотрел на генералов через стекла пенсне и обратился к начальнику обеспечения.

— Чем мы располагаем?

— Полевые телефоны… Радиотелеграфные станции и стационарная связь по Юзу, но, я полагаю, в наступлении она будет мало эффективна.

— Правильно, — командующий кивнул. — Но, как я понял, вы считаете службу фельдсвязи устаревшей, хотя телефон малонадежен, да к тому же, как мне известно, его можно и подслушать. Что же касается радиотелеграфа, то он вообще звонит на всю округу как базарная баба, и чтобы им воспользоваться, нужны шифры, употребление которых чревато как трудностями, так и искажениями…

— Но, позвольте заметить, — вмешался один из генералов. — В настоящий момент, используя конных ординарцев, нужного результата мы не получим…

— Конечно, нет. Но офицер связи на автомобиле обеспечит скорость почти сорок верст в час, а унтер-офицер на мотоциклетке проедет с той же скоростью и по тропинке. А ежели мы задействуем и авиацию, то…

— Я опасаюсь, за моторесурс, — тихо заметил начальник техслужбы. — Если мы сейчас примемся гонять напропалую…

— Не гонять, а готовить! — командующий пристукнул по столу ладонью. — Готовить!… А пока приказываю использовать только конных ординарцев. Да, да, да, конных!… Как во времена Наполеона! И не возражайте, скорость будет удовлетворительная…

— А как же телефоны?

— Насчет телефонов… — командующий улыбнулся. — Вот у начальника контрразведки интересное предложение. Прошу…

— Господа… — начальник контрразведки оглядел присутствующих. — Я предлагаю вашему вниманию шифр, разработанный на основе повседневных переговоров наших офицеров. Они, как известно, говорят о дамах, картах и выпивке…

— А что, господа, это оригинально, — рассмеялся командир корпуса. — Нам остается только договориться, кого кем считать…

— Вот именно. Но, прошу помнить, все, что мы здесь сейчас обсуждаем, не должен знать никто, — п командующий совершенно машинально несколько раз щелкнул выключателем своей настольной электрической лампы…

* * *

В патриархальном поместье Дзендзеевских до недавнего времени жгли только свечи, и потому провод от лампы командующего подключили к временной линии, которая опутала все постройки, выходя из маленького флигеля, где Долежай-Марков приказал разместить собственную электростанцию штаба. У самого же генератора теперь распоряжался недавно присланный бывший собственный электрик барона Грецингера, худой неулыбчивый латгалец с аскетически костистым лицом и колючими глазами.

Впрочем, несмотря на внешность он оказался услужливым, расторопным малым и даже удостоился похвалы самого Долежай-Маркова, когда по собственному желанию протянул от аккумулятора вторую линию, чтобы тарахтящий мотор не тревожил по ночам господ офицеров, а электрический свет у постелей по мере надобности загорался бесшумно и безотказно.

Правда, для этого трудяге латгальцу пришлось самолично наладить еще одну проводку, но он не счел это за труд и в два дня обеспечил господский дом удобным аккумуляторным освещением. И хотя новая линия, конечно же, добавила ему хлопот, он безропотно чинил что-то в лампах, тянул новые провода или ковырялся у себя во флигеле, заботясь о бесперебойной работе электрической станции.

Вот и сегодня, воспользовавшись тем, что охрана косо смотрит на всех праздношатающихся, латгалец забился к себе во флигель и, присев к столу, начал что-то записывать на листке, время от времени поглядывая через окно во двор да прислушиваясь, когда в раструбе настенного телефона возникал чей-нибудь хрипловатый голос.

Ничто здесь не отвлекало техника от его занятий и поэтому когда, распугивая кур, в сопровождении двух вестовых, во двор усадьбы, не обращая внимания на охрану, карьером влетел красавец поручик Думитраш, латгалец, поглощенный своим письмом, только недовольно покосился в окно…

А тем временем Думитраш, сверкая белозубой улыбкой, с бесшабашной удалью кинул поводья вестовым, взбежал на крыльцо и бросился к дежурившему в дверях такому же рослому адъютанту.

— Мишенька!… Приехал!… Как дома?

Поручик Мишенька Рагуза только что возвратился из краткосрочного отпуска, а поскольку его имение в Бессарабии было совсем рядом с поместьем Думитраша и знакомы они были между собой с младых ногтей, друг детства вполне обоснованно рассчитывал на солидную посылку из дома. Потому-то щеголеватый адъютант и не стал чиниться перед простым окопником, а, презрев субординацию, по-родственному обнял товарища и ответил: