Когда воскреснет Россия? - Василий Белов Страница 91

И только Бог соединяет воедино все и вся. Вера же дает человеку свободу и способность распутывать сложнейшие клубки противоречивых понятий. Я познал это на себе, хотя и с ужасным опозданием. Вся моя семидесятилетняя жизнь, все мои ошибки и счастливые события подтверждают справедливость мысли о вере. Провидение допустило меня к знакомству и даже к дружбе с такими людьми, которые остались для меня живыми, будучи и покойниками. Яшин, Федор Абрамов, Владимир Солоухин, Евгений Носов, Николай Рубцов, Василий Шукшин, Анатолий Передреев. Из музыкантов называю Георгия Свиридова и Валерия Гаврилина, из среды художников — Николая Третьякова.

Эти люди были моими друзьями. Судьба подарила радость и счастье общаться с ними, встречаться, иногда и бражничать. Не может быть, чтобы это было напрасно, без вмешательства высших небесных сил. Вот почему говорю в этой главке про знакомство с Георгием Васильевичем Свиридовым — гениальным композитором. Божественные звуки свиридовских произведений ассоциируются для меня с русскими народными песнями, слышанными в раннем детстве. Более того, моя личная судьба связана с песней «Услышь меня, хорошая» из свиридовского так называемого «слободского цикла». То есть Свиридов проникал в мою душу задолго и до Гаврилина, задолго до личного знакомства с Георгием Васильевичем. Помнится, слушал свиридовскую музыку на слова моего земляка Сергея Орлова. Пелось широко и проникновенно про двух танкистов-однополчан, как они запели при встрече в Кич-Городке, в сельской чайной… Песня эта, свиридовская, и сейчас звучит в моем сердце, хотя было это очень давно. Затем услышал я потрясшую меня свиридовскую музыку к кинофильму по пушкинской повести «Метель».

Конечно, после знакомства с вологжанином Гаврилиным интерес к Свиридову удвоился, появился у меня и телефон, и адрес Георгия Васильевича, но я стеснялся звонить ему, приезжая в столицу. Только после того, как в зале Московской консерватории сам пожал его сухую жилистую руку, осмелился звонить. И только после того, как работник издательства «Молодая гвардия» Юрий Селезнев свозил меня однажды на дачу к Свиридову, я совсем осмелел и даже написал композитору письмо.

* * *

Вспомни, читатель, какое звучит отчаяние в гаврилинских звуках, в таких песенных заклинаниях: «Простите, простите, простите меня!» Мороз по коже.

Человек с миром прощается, прощается со всеми, со всеми дорогими ему людьми, прощается, да еще и просит: «Забудьте, забудьте, забудьте меня…»

О, сколько боли, сколько тоски в этих словах и звуках, слившихся с такими словами! Невыразимо прочное слияние слов и музыки, доказательство полнейшей искренности и поэта, и музыканта, объединенных в одном лице. Это и есть Валерий Александрович Гаврилин!

И хочется плакать, потому что жаль, потому что нет его, потому что все мы живы, а Валерия-то нет… Но ведь нет ни Глинки, ни Мусоргского, нет ни Тютчева, ни Пушкина, ни Шаляпина нет, ни Саврасова… А почему все-таки все они есть? Все присутствуют в нашей жизни, присутствуют они, присутствует и Коля Рубцов, и Валера Гаврилин. Чем еще убедить в этом неверующего человека, кроме их достоверного духовного присутствия?

В свое время, предваряя публикацию о первой посмертной гаврилинской книге, я писал так: «Глубоко трагична судьба Валерия Александровича Гаврилина. Его сердце остановилось в январе 1999 года, а родился он в августе 1939-го, не прожил и шестидесяти лет… Мы не осознали еще, кого потеряла вологодская земля, да и вся Россия в ту зиму.

Петербургское издательство «Дума» неожиданно порадовало книгой Валерия Александровича. Сборник называется «О музыке и не только». Один из составителей с полным на то правом называет нашего земляка «блистательным писателем, глубочайшим в европейской культуре мыслителем». Трудно не согласиться с подобной характеристикой Гаврилина, данной его приятелем В. Максимовым. Да, к известным всему миру композиторским талантам посмертная книга добавила еще и талант мыслящего писателя, весьма чуткого к русскому слову. В этой книге Валерий Гаврилин предстоит то парадоксально и глубоко мыслящим философом, то критиком, то лирическим поэтом, иногда даже сатириком. Последнее свойство проявлялось в тех случаях, когда Валерий Александрович сталкивался с пошлыми явлениями, кои его чистая душа не могла выдерживать. В этих случаях его острый парадоксальный ум делал сильнейшую эмоциональную разрядку, что выражалось в довольно «крутых», по-гаврилински резких словах. Национальное, то есть истинно русское, отношение к языку, к народному быту и творчеству, ко всей российской истории могло бы сделать Валерия превосходным поэтом или прозаиком. Он же стал музыкантом, сочинителем новой музыки. Так прихотлива, непредсказуема жизненная дорога каждого детдомовца, ребенка, лишенного родителей. В свое время я сравнивал Гаврилина с Рубцовым. Думаю, что имена эти соразмерны, по крайней мере, по таланту. И это подтверждает вышедшая книга записей композитора. Конечно, Гаврилин при жизни и не предполагал, что каждое его слово будет востребовано. Если б предполагал, то, может, записи эти были бы сделаны не на клочках бумаги. Но даже из таких отрывочных записей выявляется полнокровный и сложный облик человека, целиком посвятившего себя искусству.

То, что Гаврилин был плоть от плоти народной, доказывает его отношение к отвратительным проявлениям нынешней нашей национальной жизни (например, массовому пьянству). Боль за судьбу народа, за судьбу России сквозит буквально в каждой случайной записи, в каждом слове. Вообще-то у Гаврилина не было ничего случайного ни в поведении, ни в творчестве. Стихи, высказывания о народной музыке и фольклоре, критические экспромты, касающиеся политической и общественной жизни, — все это есть в его в книге. Не терпел он грязи и пошлости ни в быту, ни в профессиональных своих занятиях. Эта грязь и пошлость больно ранили его отзывчивую сиротскую душу, начиная с детдомовских лет и до самой смерти. Контраст между могучим творческим потенциалом и приземленным бытом, поистине трагическим на протяжении всей его короткой жизни, ощущается чуть ли не в каждой строке книги «О музыке и не только». Записи, отобранные вдовой Н.Е. Гаврилиной и В.Г. Максимовым, подчас отрывочны, слишком лаконичны, а иногда и не очень понятны или понятны только тем, кто был духовно близок автору. Людям, не ведавшим, как он жил, в каких условиях создавал музыку, не все будет понятно. Но у тех, кто более-менее был близок Гаврилину, останется ощущение неполноты, ограниченности публикуемой части текста… Это как океанский айсберг, кочующий в безбрежных и неспокойных водах: видно одну небольшую верхушку, а главная масса, основной объем скрыты под водой. Мы можем лишь вообразить, представить то, что не видим. Несмотря на ощущение неполноты, надо поблагодарить составителей за отобранный материал, непосредственный, живой и так необходимый всем, а не только узкому кругу музыкантов…

Народ русский Гаврилин великолепно знал и любил, и этот народ питал его разносторонний, в основном музыкальный талант…»

…Сейчас я с полным правом могу заявить, что все выше сказанное подтвердилось с лихвой, кроме одного: никаких правдивых книг о Гаврилине, увы, не появилось. И напрасно надеяться нам, что они появятся в ближайшем будущем.

* * *