Россия и Китай. Две твердыни. Прошлое, настоящее, перспективы - Олег Матвейчев Страница 9

Шинуазри дословно переводится с французского как «китайщина», что отражает суть явления: увлечение внешними атрибутами китайской культуры без понимания ее глубинного смысла. Европейские аристократы, а позже – и буржуазия, наполняли свои дома посудой из фарфора и пасторальными картинками «из жизни Китая», а также зонтиками, веерами, табакерками, вазами, статуэтками с «китайскими» орнаментами; при дворцах и усадьбах строились павильоны и чайные домики «под Китай». Поэты, драматурги и балетмейстеры помещали действие своих произведений в фантазийный, только в их воображении существующий «Китай», где все жители – «китайцы», и сам император – «китаец». Ярким примером является сказка Карло Гоцци «Турандот». Весьма модным стало иметь в доме слугу-китайца – «китайчонка Ли».

К концу XVIII в. связи между Поднебесной и Западом начали неуклонно сворачиваться. «С концом XVIII в. кончается и "флирт Европы с Китаем", – пишет видный российский китаевед Ольга Фишман. – Облик Китая потерял свое экзотическое очарование. Философы больше не оправдывали свой деизм обращением к Конфуцию; политические теоретики и экономисты перестали пропагандировать китайскую систему правления; даже китайское искусство уже не влекло к себе: взор, заново настроенный на классицистическую строгость, не мог теперь наслаждаться прихотливой и хрупкой прелестью китайских изделий. … Возрождение греко-римской древности в интеллектуальной жизни Европы, развитие естественных наук и техники, колониальная экспансия, основывавшаяся на превосходстве технологии и военного искусства, – все это сыграло свою роль в европоцентризме, возникшем в это время» ^[43].

И процесс этот был обоюдный. В 1757 г. цинские власти закрыли четыре из пяти портов, ранее отрытых для европейской торговли. В 1773 г. была запрещена деятельность иезуитов. Эти события традиционно трактуются в западной историографии как «политика самоизоляции» Китая, однако никакой самоизоляции, конечно, не было, поскольку, сокращая взаимодействие с Западом, Китай активно упрочивал связи с Россией, о чем мы подробно расскажем в следующей главе.

Если в XVIII в. мощный и высокоразвитый Китай еще мог диктовать свои условия «заморским чертям», то к середине XIX в соотношение сил в мире заметно изменилось. «Китай остановился в своем развитии, богатство и мощь по капле вытекали из раздираемой кровавыми мятежами страны, – пишет американский историк Филипп Шорт. – Европа же, пройдя через промышленную революцию, вышла из нее окрепшей и полной амбициозных планов расширения сферы своих интересов. Конфликт между двумя полюсами становился неизбежным» ^[44].

До начала XIX в. внешнеторговое сальдо в экономических связях между Европой и Китаем было абсолютно в пользу последнего. Однако англичанам удалось найти товар для коммерческой экспансии на китайский рынок, подсадив страну на опиум. Уже в 1835 г. наркотики составляли 75 % китайского импорта. Наркоманом стал каждый пятый государственный чиновник.

Китаец и опиум – эта ассоциация надолго завязла в головах европейцев. Илл. П. Алякринского к стихотворению Агнии Барто «Китайчонок Ли» (1925)

В ответ на попытки императора Даогуана запретить наркоторговлю в Гуанчжоу Великобритания развязала в 1840 г. т. н. Первая опиумную войну, в результате которой прибавила к своей короне остров Гонконг. Порты Гуанчжоу, Шанхай, Фучжоу, Сямэнь и Нинбо объявлялись открытыми для торговли и поселения англичан. Поток опиума, продаваемого британцами и американцами, огромный еще до войны, увеличился еще больше. Темпы деградации и вымирания страны стремительно взлетели.

Руины разрушенного во время Второй опиумной войны грандиозного Летнего императорского дворца в Пекине. Виктор Гюго сравнил Великобританию и Францию с двумя разбойниками, которые «ворвались в музей, опустошили, разграбили и сожгли его, а затем со смехом ретировались вместе с мешками, набитыми сокровищами».

В 1858 г., чтобы добиться еще больших привилегий в Китае, Британия, Франция и США развязали Вторую опиумную войну, выиграв которую через два года, получили право торговать и проживать и в столице, а также использовать китайцев в качестве дешевой рабочей силы (кули) в своих колониях. Кроме того, Великобритания объявила своей территорией полуостров Коулун в непосредственной близости от Гонконга.

В Пекине и крупнейших прибрежных городах – Тяньцзине, Шанхае Гуанчжоу – появились кварталы, где жили только европейцы. Перед входом висели таблички: «Собакам и китайцам вход запрещен». Носители древнейшей и богатейшей культуры превратились в людей второго, а то и третьего сорта, тягловую силу для рикш, полурабов.

В качестве кули китайцев использовали не только в колониях, но и в самих империалистических «метрополиях». В Соединенных Штатах, например, острая нужда в таких рабочих появилась после отмены рабства.

Кули горбатились на плантациях и в шахтах буквально «за чашку риса», лишь некоторым из них посчастливилось позднее открыть мелкие предприятия – прачечные, обувные мастерские, закусочные, которые стали восприниматься как типичный китайский промысел. Вместе с тем, китайцы были лишены даже тех прав, которыми уже обладало во второй половине XIX в. чернокожее население. Они не могли получить гражданство, им запрещалось свидетельствовать в суде против белого человека, вступать в брак. При этом китайским женщинам во въезде в США отказывалось – считалось, что в Америку они едут лишь с тем, чтобы заниматься проституцией.

Китайские иммигранты отбирают работу у американцев. Карикатура Томаса Наста в журнале Harper's Weekly, июль 1870 г.

Ненависть к китайским иммигрантам, «отбирающим у них кусок хлеба», нередко выливалось в настоящие погромы. Самым известным из них была т. н. «бойня в Рок-Спрингсе» 2 сентября 1885 г., во время которой были расстреляно, забито до смерти, сожжено заживо в собственных жилищах до 50 китайских шахтеров, чья вина заключалась лишь в том, что им платили меньше, чем их белым коллегам.

Шахтеры-китайцы в поселении близ Рок-Спрингса. Иллюстрация 1885 г.