Будет ли революция в России? - Алексей Кунгуров Страница 9

Великий князь Николай Николаевич, видный участник антимонархического заговора.

У романовской камарильи имелся еще один мотив для участия в заговоре — их личная нескрываемая ненависть к государю и его жене-немке, распутинщине, засилью при дворе либералов, лоббирующих интересы западной буржуазии и прочим прелестям самодержавного декаданса. Немаловажно, что все великие князья были представителями умирающего класса помещиков-землевладельцев, стремительно вытесняемого на обочину жизни промышленной буржуазией, а потому они объективно желали установления политической монополии на власть консервативных сил. Старая аристократия стремительно утрачивала экономическую и политическую силу, однако она сохраняла некоторое влияние административное. И этот свой последний ресурс высокородные заговорщики попытались разменять на упрочение своих политических позиций. Вряд ли члены династии отважились бы на сговор с либералами-антимонархистами, но контакты с армейскими верхами они легко могли установить через своих представителей в армии (весьма немногочисленных, кстати, несмотря на войну). Не исключено, что важным связующим звеном между ними на каком-то этапе был дядя царя великий князь Николай Николаевич, формально занимавший в начале 1917 г. должность командующего Кавказским фронтом.

Он не только не воспрепятствовал заговору, но и оказал решительное давление на племянника с целью принудить его к отречению. Известны его слова в поддержку Временного правительства первого состава: «Новое правительство уже существует, и никаких перемен быть не может. Никакой реакции, ни в каких видах я не допущу…». Причин не любить государя у великого князя Николая было более чем достаточно. Распутина же он ненавидел лютой ненавистью, и тот платил ему той же монетой, успешно настраивая против Николая Николаевича его царствующего племянника. Распутин убедил царя самому принять должность главнокомандующего, сместив с этого поста генерала от кавалерии великого князя Николая Николаевича, что вызвало в руководстве армии большое волнение. Вполне естественно, что оскорбленный великий князь, фактически сосланный на Кавказ, желал восстановить свои позиции. К тому же он считался одним из реальных претендентов на престол. Данное предположение подтверждается тем, что именно Николая Николаевича царь вновь по согласованию с генералами назначил Верховным Главнокомандующим за пять минут до своего отречения. Однако пока тот находился в пути от Кавказа в ставку, Временное правительство сместило его и уволило со службы.

Хронология переворота достаточно широко известна, поэтому коснемся ее лишь беглым взглядом. 22 февраля Николай II выезжает в ставку в Могилев. В это время как бы случайно в Петрограде разгорается хлебный кризис. Никто из ответственных за снабжение столицы должностных лиц мер к исправлению ситуации не принимает, войска бездействуют, полиция не выполняет своих функций. Все это совершенно явным образом свидетельствует о саботаже. Ведь еще двумя неделями ранее, когда 14 февраля было запланировано массовое шествие рабочих и студентов с требованием создания ответственного правительства к Таврическому дворцу, охранка действовала вполне профессионально. Полиция провела превентивные аресты членов рабочей группы военно-промышленного комитета (депутатов Думы!) и манифестация не состоялась.

23 февраля начинаются массовые уличные волнения. Государя о них не информируют, городовые получают строжайший приказ не применять оружие [10]. В течение следующих двух дней разворачиваются массовые стачки, выдвигаются требования уже политического характера. 26 февраля отдельные стычки с полицией вылились в бои с вызванными в столицу войсками. Бои, правда, были довольно странными, так как солдатам приказано было стрелять только в землю. 27 февраля волнения перерастают во всеобщий вооруженный бунт (любопытно, откуда у повстанцев взялось оружие?).

Николай, как пишут некоторые мемуаристы, приказывает генералу Иванову сформировать из четырех кавалерийских дивизий карательную группировку и усмирить Петроград. Насчет четырех дивизий — это конечно преувеличение. Никакую карательную армию Иванов не создавал, да и не мог создать за день, ограничившись посылкой в столицу одного батальона, состоявшего из георгиевских кавалеров. Но начальник Петроградской железной дроги Юрий Ломоносов (впоследствии поддержал большевиков и занимал видные посты в хозяйственных органах) отдает распоряжение не пропускать воинские эшелоны к столице. Невозможно себе представить, чтобы путейский чиновник принял такое решение по собственному почину. Удивительна другое — то, что генерал Иванов не приказал шлепнуть саботажника у ближайшей стенки. Георгиевский же батальон взбунтовался и отказался выполнять приказы.

Первые дни Февральской революции. Солдаты под черны флагом манифестируют на Литейном проспекте Петрограда.

В тот же день Волынский и Кексгольмский резервные полки Петроградского гарнизона поднимают бунт, который никто не пытается усмирить. На следующий день столица оказывается под контролем восставших. Император же, отдав приказ Иванову, посчитал, что принял достаточные меры для решения проблемы и преспокойно покидает(!) ставку, отправившись в свою резиденцию в Царское Село. Но по пути царский поезд был задержан в Пскове генералом Рузским, где император фактически находился под домашним арестом до тех пор, пока под давлением генералитета не отрекся от престола. Через Рузского в этот момент ведутся активные переговоры между председателем Думы Родзянко и начальником штаба Верховного Главнокомандующего генералом Алексеевым. В это время во всей остальной империи никаких волнений не наблюдается, и лишь в Москве 28 февраля, уже после захвата бунтовщиками Петрограда, началась стачка и были созданы советы. 1 марта великий князь Кирилл Владимирович снимает гвардейский морской экипаж с охраны Царского Села и передает его в распоряжение созданного в тот день Временного правительства.

2 марта самодержец оставил в дневнике такую запись: «Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, так как с ним борется социал-демократическая партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К 2 1/2 ч. пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии, нужно решиться на этот шаг Я согласился. Из ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого.