Трансформация войны - Мартин ван Кревельд Страница 85

Сказать, что война подразумевает игру со смертью, не значит приравнять ее к самоубийству; как показывает история крепости Масада, самоубийство — это не начало войны, а ее конец. За исключением вмешательства в мозг человека, вероятно, единственный способ искоренить войны — настолько усилить власть правительства, чтобы сделать исход войны известным заранее. Представляется возможным, хотя едва ли вероятным, что установившийся во всем мире единый режим репрессивного, тоталитарного, диктаторского типа однажды предпримет попытку достичь этой цели. Вероятно, такой режим мог бы установиться только после большой ядерной войны, в которой одному центру власти каким-то образом удалось бы уничтожить все остальные, но при этом самому не оказаться уничтоженным. За ядерными бомбардировками последовали бы масштабные полицейские операции, предположительно, в пораженной радиацией среде. Укрепив свою власть, режиму пришлось бы положиться на всепроникающий полицейский аппарат, а также на сложную технику, способную постоянно держать всех и каждого под наблюдением. Для того чтобы лиц, входящий в узкий круг избранных, невозможно было перехитрить, переманить на другую сторону (или чтобы предупредить всякого рода небрежность с их стороны), пришлось бы полностью автоматизировать и управление, и техническое обслуживание применяемой техники. Полностью автоматизированное устройство для чтения человеческих мыслей — более примитивное устройство не подошло бы — пришлось бы подключить к человеческому мозгу, чтобы оно могло оказывать влияние на тот посредством химических или электрических воздействий. Людей контролировали бы роботы, и сами люди превратились бы в роботов. Реальность одновременно напоминала бы и книгу Олдоса Хаксли «О дивный новый мир», и произведение Джорджа Оруэлла «1984». Она была бы настолько ужасной, что по сравнению с ней даже война выглядела бы благословением.

Третьим возможным способом искоренить желание воевать, и следовательно, сами войны, стало бы участие в них женщин, но не в качестве вспомогательного персонала или тайным образом, а в качестве полноценных и равных партнеров. Здесь не место развивать тему психологических различий между полами, зачастую вымышленных, и относительной значимости биологических и социальных факторов, определяющих эти различия. Достаточно повторить, что, за исключением совершенно разной роли полов в физиологических процессах размножения, деторождения и вскармливания потомства, ничто не было более характерным для взаимоотношений мужчин и женщин на протяжении истории, чем нежелание мужчин допускать женщин к участию в войнах и боях. Во все времена мужчины возмущались, если им приходилось играть женскую роль, поскольку сие оскорбляло их мужское достоинство; вплоть до того, что это иногда применялось в качестве наказания. Если бы мужчин заставили воевать вместе с женщинами или против них, то либо война превратилась бы в пародию (кстати, это и есть обычный способ увеселения во многих культурах), либо мужчины с отвращением сложили бы оружие. Каким бы желанным ни был для некоторых такой исход, он принадлежит к области вымысла. Можно заподозрить, что если бы мужчин поставили перед выбором, они скорее отказались бы от женщин, нежели от войны.

Все это, конечно, предположения. Их практическая значимость состоит в том факте, что если отнять у армии боевой дух, то такой армии будет грош цена. За последние несколько десятилетий регулярные армии, включая крупнейшие и самые лучшие, регулярно терпели поражения в многочисленных конфликтах низкой интенсивности, хотя казалось, что у них на руках все козыри. Это должно было бы заставить политиков, военных и их научных консультантов попытаться по-новому и более фундаментально посмотреть на природу современной войны; однако в действительности не было предпринято ни одной мало-мальски значимой попытки произвести переоценку устоявшихся взглядов. Находясь в плену традиционного стратегического подхода, проигравшие снова и снова находили смягчающие обстоятельства, чтобы оправдать свое поражение. Часто они ссылались на то, что им якобы нанесли удар ножом в спину, обвиняли политиков, которые отказались предоставить им свободу действий, или соотечественников, которые не оказали им поддержку, на которую они, по их мнению, были вправе рассчитывать. В других случаях они прятали голову в песок и доказывали, что потерпели поражение в политической войне, либо в психологической войне, либо в пропагандистской, либо в партизанской войне, наконец, в войне с терроризмом — короче говоря, в чем угодно, кроме войны как таковой.

На пороге XXI в. с каждым днем становится все более очевидным, что все эти доводы больше не убедительны. Если только мы готовы взглянуть правде в глаза — то непременно увидим, что у нас под носом происходит революция. Подобно тому как в свое время не осталось ни одного римского гражданина, которого не коснулись бы нашествия варваров, сегодня в обширных регионах мира нет ни одного человека, включая женщин и детей, на чью жизнь не повлияли бы последствия появляющихся новых форм войны. Даже в очень стабильном обществе самое малое, что его ожидает, — это проверки документов и обыски на каждом шагу. Структура и природа организаций, ведущих войну, правила ведения войны и связанные с ней цели, ради которых, собственно, ведутся войны, — все это может измениться, и очень скоро. Однако сегодня, как и раньше, война жива и находится в добром здравии. В результате вскоре, как это случалось много раз прежде, те сообщества, которые отказываются смотреть правде в глаза и бороться за самосохранение, по всей вероятности, прекратят свое существование.