1953 год. Смертельные игры - Елена Прудникова Страница 82

«Проект постановления был послан Сталину заблаговременно. Он уже был с ним знаком и, почти не высказав никаких замечаний, заявил, что у него возражений нет.

В этот момент Берия раскрыл свою папку и вытащил оттуда какой-то документ.

- Товарищ Сталин, - сказал он, - а вот тут есть еще предложение конструктора Лавочкина.

- Какое предложение? - раздраженно спросил Сталин. - Мне ничего не известно о предложении Лавочкина».

Берия кратко рассказывает о предлагаемом самолете. И что вы думаете, как реагирует вождь?

«Сталин вспылил:

- Почему не доложили? - спросил он Хруничева.

Хруничев вначале растеряйся, но потом ответил, что самолет Ла-200 уже однажды был забракован, как явно неудачный, и поэтому никакой базой для нового самолета он служить не может...

Сталин ничего не хотел слушать, он только повторят, все больше накаляясь:

- Почему не доложили? Почему не доложили?

Наконец, Михаилу Васильевичу удалось разъяснить, что предложение Лавочкина рассматривалось в министерстве и оно не получило одобрения. Впоследствии Лавочкину удалось добиться разрешения на проведение этой работы, но машина у него так и не получилась... А Сталин, не унимаясь, продолжай допрашивать Хруничева:

- Почему не доложили?

Как будто тот умышленно скрыл предложение Лавочкина. В конце концов Сталин понял, в чем дело, и сказал:

- Принятое решение оставим без изменения, а предложение Лавочкина можно рассмотреть отдельно».

Ну, и как вам история?

Тут надо кое-что пояснить. Научная среда - гадюшник еще тот, там есть свои любимчики и свои изгои, причем многие вопросы решаются совершенно ненаучными методами. Зная обо всем этом, Сталин знакомился со всеми проектами в области авиации. Не получив поддержки в министерстве, Лавочкин, по-видимому, обратился к Берии. Берия не был специалистом в вопросах авиации, но свое дело сделал - предложение конструктора до Сталина довел. Так разворачивалась эта интрига. Но что здесь важно - как видим, вождь по-прежнему плотнейшим образом курирует производство военной техники.

Серго Берия вспоминает, что на протяжении 1952 года он видел Сталина на совещаниях раз пятнадцать. При этом Серго был всего лишь полковником и доктором наук, в общем-то, рядовым конструктором и мог встречаться со Сталиным только по своему узкому вопросу. И, тем не менее, «раз пятнадцать». При этом он не отметил в вожде никаких признаков ослабления умственной деятельности - разве что раздражительность. Что, впрочем, понятно - во-первых, возраст, а во-вторых, от тридцати лет работы с такими кадрами и устрица озвереет.

Встреча вторая. Вспоминает генерал Чуйков. Лето 1952 года.

Цит. 11.2.

«Я отдыхал в Сочи. После обеда раздался телефонный звонок...

- Говорит Поскребышев. Соединяю вас с товарищем Сталиным.

От неожиданности я растерялся. Вскоре услышал негромкий и спокойный голос со знакомым каждому грузинским акцентом...

- Вы могли бы приехать ко мне? - спросил Сталин.

- Как прикажете, товарищ Сталин. Я готов приехать в любую минуту.

- Сейчас за вами придет машина...

...Мы прошли в большую комнату, в бильярдную. Сталин начал меня расспрашивать о положении в Германской Демократической Республике. В ту пору я был Главнокомандующим Группой советских войск и председателем Советской контрольной комиссии в Германии.

Ужин был собран на открытой веранде. Непринужденная обстановка за столом располагала к откровенности. Я спокойно отвечал на все вопросы, которые возникали у Сталина. Он вспомнил о Сталинградской битве и вдруг спросил:

- Скажите, товарищ Чуйков, как вы думаете, можно ли было нам в декабре сорок второго года пропустить в Сталинград группу Манштейна и там ее захлопнуть вместе с Паулюсом?»

И дальше весь вечер Сталин и Чуйков обсуждали военные вопросы, расставшись только в первом часу ночи.

В то время полным ходом шло осмысление уроков и итогов прошедшей войны. Известно, что планировалось, например, подготовить серьезное многотомное издание по Курской битве, фундаментальные работы по другим основным битвам Великой Отечественной. Трудно даже предположить, что хотя бы один серьезный военно-исторический труд мог обойтись без внимания Верховного Главнокомандующего.

Да и вопросы внешней политики Сталин, естественно, тоже не передоверял «тройке», от его имени подписывавшей совнаркомовские документы.

Наконец, еще одна встреча, которую мемуарист датирует началом марта (!) 1953 года. Вспоминает министр финансов А. Г. Зверев.

Цит. 11.3.

«В начале марта 1953 года специально созданная комиссия рассматривала справку о размерах подоходного налога граждан, занимающихся сельским хозяйством, и отдельных местных налогов... Мне поручили составить справку о размерах налога с оборота по отдельным видам сельхозпродукции. Там значилось, что налог с оборота по зерну был равен 85 процентам, по мясу - 75 процентам и т. д.

Эти цифры вызвали сомнение. Справку показали Сталину. В разговор со мной по телефону Сталин, не касаясь происхождения цифр, спросил, как я истолковываю природу налога с оборота. Я ответил, что налог родственен прибыли, одна из форм проявления прибавочного продукта. Слышу: "верно". Новый вопрос: "А помните, до войны один член ЦК на заседании ЦК назвал налог с оборота акцизом?"Я помнил этот случай. Сталин тогда ответил, что у акциза иная экономическая природа. Далее Сталин спросил: чем объясняется столь высокий процент налога с оборота по основным видам сельскохозяйственной продукции? Я отвечал, что здесь выявляется разница между заготовительными и розничными ценами, установленными правительством на сельхозпродукты. Следующий вопрос: для чего мы раздельно берем прибыль и налог с оборота и не лучше ли объединить эти платежи? Говорю, что если объединим, хотя бы в виде отчислений от прибыли, то в легкой и особенно в пищевой промышленности возникнет прибыль процентов 150-200 в год; исчезнет заинтересованность в снижении себестоимости, которое планируется в размере 1-3 процентов в год... Так были затронуты многие коренные вопросы деятельности финансов...»

Это в известной мере символично - что последние воспоминания о встрече со Сталиным посвящены именно данной теме.

Примерно в начале 1950 года (или чуть раньше) Сталин неожиданно озаботился вопросами политэкономии социализма. Первым результатом этой озабоченности стала работа по написанию учебника. Вот что вспоминал впоследствии Дмитрий Шепилов, в то время не то заместитель, не то начальник Управления ЦК по пропаганде и агитации. Он был в театре, на премьере оперетты Соловьева-Седого, когда его вызвали к Сталину. Судя по сопутствующим обстоятельствам, дело было летом 1948 года. Сталин сказал Шепилову: