Русская война - Александр Дугин Страница 8

Карл Шмитт в конце своей жизни (а умер он 7 апреля 1985 года) особое внимание уделял возможности негативного хода истории, вполне допустимого в том случае, если ирреалистические доктрины радикал-гуманистов, универсалистов, утопистов и сторонников «общечеловеческих ценностей», опирающихся к тому же на гигантский силовой потенциал талассократической державы США, получат глобальное распространение и станут идеологической основой новой мировой диктатуры – диктатуры «механицистской утопии». Шмитт считал, что современный курс истории с неизбежностью движется к тому, что он называл «тотальной войной».

Логика тоталитаризации планетарных отношений на стратегическом, военном и дипломатическом уровнях, согласно Шмитту, основывается на следующих ключевых моментах. С эпохи Французской революции и получения независимости Соединенными Штатами Америки начинается предельное удаление от исторических, юридических, национальных и геополитических констант, которые ранее обеспечивали органическую гармонию на континенте, служили «номосом (законом) Земли». На юридическом уровне тогда стала складываться искусственная и атомарная, количественная концепция «прав личности» (ставшая впоследствии знаменитой теорией «прав человека»), которая вытеснила собой органичную концепцию «прав народа», «прав государства» и т. д. Превращение индивидуума и индивидуального фактора в отрыве от нации, традиции, культуры, профессии, семьи и т. д. в самостоятельную юридическую категорию означало, по мнению Шмитта, начало «разложения права», превращения его в утопическую эгалитарную химеру, противоречащую органическим законам истории народов и государств, истории режимов, территорий и союзов. На национальном уровне органические имперско-федеративные принципы стали заменяться двумя противоположными, но в равной мере искусственными концепциями – якобинской идеей «Etat-Nation» – «государство-нация», или коммунистической теорией полного отмирания государства и универсального интернационализма. Империи, сохранявшие остатки традиционных органических структур, – Австро-Венгрия, Оттоманская империя, Российская империя и т. д. – стали стремительно разрушаться под воздействием как внешних, так и внутренних факторов. И, наконец, на геополитическом уровне талассократический фактор настолько усилился, что произошла глубокая дестабилизация юридических отношений в сфере «больших пространств». (Заметим, что Шмитт считал «Море» пространством, гораздо менее поддающимся юридическому разграничению и упорядочиванию, чем «Суша».)

Распространение на планете юридической и геополитической дисгармонии сопровождалось прогрессирующим отклонением доминирующих политико-идеологических концепций от реальности, превращением их во все более химерические, иллюзорные и, в конечном итоге, лицемерные схемы. Чем больше говорили об «универсальном мире», тем страшнее становились войны и конфликты. Чем более «гуманными» оказывались лозунги, тем более бесчеловечной – социальная действительность. Именно этот процесс Карл Шмитт назвал началом «военного мира», то есть состоянием, не являющимся ни войной, ни миром в традиционном смысле. Сегодня надвигающуюся «тотальность», о которой предупреждал Шмитт, принято называть «мондиализмом». «Военный мир» получил свое полное выражение в теории американского «нового мирового порядка», который в движении к «тотальному миру» однозначно ведет планету к новой «тотальной войне».

Освоение воздушного пространства Карл Шмитт считал важнейшим геополитическим событием, которое символизировало следующую степень отхода от легитимного упорядочивания пространства, так как воздушное пространство еще менее поддается «упорядочиванию», нежели морское. Развитие авиации также, по мнению Шмитта, было шагом к «тотализации» войны. Космические исследования ставили в этом процессе иллегитимной «тоталитаризации» последнюю точку.

Но параллельно наползанию на планету морского, воздушного и даже космического чудовища внимание Карла Шмитта (всегда, впрочем, интересовавшегося глобальными категориями, самой малой из которых было «политическое единство народа») привлекла новая фигура истории – фигура «партизана», исследованию которой Карл Шмитт посвятил свою предпоследнюю книгу «Теория партизана». Шмитт увидел в маленьком борце против больших сил некий символ последнего сопротивления теллурократии, ее последнего защитника. Партизан – это, безусловно, современное понятие. Он, так же как и другие современные политические типы, оторван от традиции, находится за гранью Jus Publicum. В своем сражении партизан пренебрегает всеми правилами ведения войны. Более того, партизан – не военный. Это лицо гражданское, действующее террористическими методами, которые в невоенной ситуации должны были бы быть приравнены к злостным уголовным преступлениям. Тем не менее именно партизан, по мнению Карла Шмитта, воплощает в себе «верность Земле», «Суше». Партизан является откровенно иллегитимным ответом на замаскированно иллегитимный вызов современного «права». Именно в экстраординарности ситуации, в постоянном сгущении «военного мира» (или «пацифистской войны», что одно и то же) черпает маленький защитник почвы, истории, народа, нации, идеи источник своей парадоксальной оправданности. Стратегическая эффективность партизана и его методов является, согласно Шмитту, парадоксальной компенсацией начинающейся или уже начавшейся «тотальной войны» с «тотальным врагом».