Муссон. Индийский океан и будущее американской политики - Роберт Д. Каплан Страница 72

Бирма – отнюдь не просто земля, которую стоит пожалеть. Ее междоусобицы представляют не только обскурантистский интерес. Треть бирманского населения составляют национальные меньшинства, живущие в беспокойных пограничных областях – а это семь из четырнадцати штатов (точнее, государств, областей и округов), образующих Бирманский Союз. Требования каренов и других национальных меньшинств поневоле придется учитывать, едва лишь падет режим. Демократия не выручит Бирму – истинную этническую мини-империю, – даже если распахнет двери навстречу компромиссам. Горские племена Бирмы – фигуры на обновленной и увеличенной геополитической доске. Бирма обладает выходом в Индийский океан через Бенгальский залив. Она граничит с Индией и Китаем – и та и другая державы алчно смотрят на изобильные бирманские залежи нефти, природного газа, урана, угля, меди, цинка, на россыпи драгоценных камней, лесные и водные угодья. Особенно Китай желал бы сделать Бирму вассальным государством и строить на ее территории глубоководные гавани, шоссейные дороги и трубопроводы, которые откроют Южному и Западному Китаю – области континентальной – доступ к морю, откуда китайская буржуазия, без устали набирающая силы, начнет получать нефть, поступающую из Персидского залива. Упомянутые связующие пути неизбежно должны пролегать по бирманским землям, где издавна бурлят восстания, поднятые национальными меньшинствами.

Говоря коротко, Бирма – это ключ к пониманию грядущего миропорядка. Это добыча, за которую нужно бороться – что и делают Индия и Китай, не слишком стесняясь. Бирма и ее соседи обретают особое значение в эпоху энергетического снабжения по новым путям, неустойчивых расценок на топливо и стихийных бедствий, подобных бирманскому циклону (2008) и индоокеанскому цунами (2004). Поэтому военно-морской флот США предложил: прекратим держать наши силы непрерывно развернутыми в Атлантике, на ближайшие годы и десятилетия следует сосредоточить их в Индийском океане и в западной части океана Тихого. И флоту, и морской пехоте уже приходилось – или непременно придется – при любых стратегических расчетах уделять первоочередное внимание Бирме и ей подобным индоокеанским государствам.

Способная обескуражить и стратега, и романтика, и человеколюбца, Бирма склонна поглощать людей. И ею поглощена занятная группа американцев. Всех я не имею права называть поименно. У одних, временно живущих в Таиланде, сопредельном Бирме, и создавших там свою базу (на тайской земле мы и беседовали), слишком шатко и ненадежно теперешнее положение. Другие заняты чересчур щекотливой работой. Но поведанное ими стоит изложить – ибо говорили знатоки, чьи собственные профессиональные цели неразрывно связаны с бирманской геополитикой.

В последние годы сделалось модным превозносить страноведческий опыт – особенно учитывая, чем обернулся его недостаток во время вторжения в Ирак. Мы забываем, что лучшими американскими страноведами были христианские проповедники-миссионеры. Американская история породила две разновидности миссионеров-страноведов: специалистов по арабским странам и специалистов по Китаю и другим азиатским государствам. Первые были проповедниками-протестантами, отправлявшимися на заре XIX столетия в Ливан и в итоге основавшие там Бейрутский американский университет. Потомками этого племени были арабисты, работавшие во времена холодной войны при Государственном департаменте США. Впечатляющий послужной список китаистов тоже восходит к XIX веку, они также поработали страноведами при американском правительстве, когда началась холодная война. В эпоху сенатора Маккарти, после докладов о китайских происках, эти люди подверглись незаслуженным гонениям и пострадали при «чистках». Американец, снабжавший меня сведениями о Бирме, – потомок нескольких поколений баптистских миссионеров, выходцев со Среднего Запада. На закате XIX в. они проповедовали племенам бирманских горцев: жили и в Шанском государстве, и за пределами Бирмы – в китайской провинции Юньнань. Отец упомянутого американца стал известен как «голубоглазый шан». Едва успев убраться из Бирмы во время Второй мировой войны (японская армия преследовала буквально по пятам), миссионер был призван в Британскую индийскую армию, где возглавил шанский батальон. Собеседник мой, таким образом, вырос в Индии и послевоенной Бирме. Одно из первых его воспоминаний: солдаты-пенджабцы стерегут и подгоняют японских военнопленных, сгребающих щебень с улиц бирманской столицы, Рангуна. Не получив никакого формального образования, он владел шанским, бирманским, хинди, лаосским и тайским языками – а также юньнаньским и мандаринским наречиями китайского. Всю жизнь посвятил он изучению Бирмы; но пришли 1960-е, и, помогая соотечественникам воевать, мой знакомый очутился в ином индокитайском краю – Вьетнаме.

В время первой нашей беседы он сидел на возвышении, выпрямив спину и скрестив ноги, окутанный традиционной бирманской лонджи. Седовласый, с медальным лицом, обладатель звучного и властного голоса, он казался аристократом или умудренным государственным мужем, усвоившим мягкую восточную воспитанность. Вокруг были книги и фотографии: мотыльков, таиландской венценосной четы – и его самого, мускулистого молодого человека с патронташем через плечо и мачете в руке. Вьетнам…

«Китайская разведка, – сказал он, – принимается обрабатывать бирманские повстанческие народности, горцев. Китайцы желают сохранить военную диктатуру в Бирме, но китайцы расчетливы, у них имеются и другие намерения относительно этой страны. Высшие чины разведки предлагают шанам, каренам и другим племенам: просите нашей помощи, не американской – ибо мы живем тут же, за порогом, и никуда отсюда не уйдем».

Одновременно, добавил он, китайцы начинают прощупывать молодых офицеров из таиландской армии. В последние годы тайская королевская чета и тайские военные – например части особого назначения – стали сочувствовать восставшим горцам, которые воюют с бирманскими военными правителями, настроенными прокитайски. А штатские политики Таиланда, находящиеся под влиянием различных дельцов, желающих поживиться в Бирме, богатой полезными ископаемыми, сделались вернейшими союзниками хунты. Короче говоря, таиландская демократия то и дело становится противницей демократии бирманской.

Но китайцам, пояснил он, этого мало. Китай желает привлечь на свою сторону и демократов, и военных Таиланда – точно так же, как стремится сотрудничать и с бирманской хунтой, и с повстанцами. «Юго-Восточную Азию может закрыть новый “бамбуковый занавес”», – не без тревоги сказал мой собеседник. Случись подобное, это не было бы стеной, возникшей в одночасье, подобно «железному занавесу»; не было бы это и составной частью какого-то новейшего азиатского «принципа домино», похожего на творившееся во время вьетнамской войны. Скорее неназойливо появилась бы некая зона китайского влияния – политического и экономического, – существованию которой среди прочих факторов способствовало бы американское равнодушие. В известной степени так и случилось в эпоху президента Джорджа Буша. Китайцы орудовали на всех уровнях в Бирме и Таиланде, а высшие чиновники из бушевского правительства то и дело пренебрегали встречами в верхах, проводившимися Ассоциацией стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН). И если только за минувшие 10 лет Китай создал 27 отдельно действующих политических механизмов АСЕАН – Китай, то США за 30 лет создали только семь [3]. Мой друг хочет видеть Америку вернувшейся в игру. И администрация Обамы пока что действует сообразно его желаниям [61].