Реакция Путина. Что такое хорошо и что такое плохо - Олег Кашин Страница 7

И, оставаясь где-то в душе членом Координационного совета оппозиции, я мысленно записал в протокол, что вот эти перемены — может быть, единственное осязаемое и зримое последствие всплеска протестной активности полтора года назад. Раньше бы это никому и в голову не пришло, а после Болотной власть, обнаружившая в Москве какое-то серьезное количество граждан с возросшими потребностями, рассудила, видимо, так — свободных выборов вы, конечно, не получите, но, так уж и быть, вот вам немножечко перемен, понаслаждайтесь пока ими. Назначение знаменитого Капкова министром по делам креативного класса — я уверен, и оно тоже стало следствием Болотной. Если вдруг когда-нибудь люди в Москве снова всерьез выйдут на улицу, и если Кремлю опять удастся их обмануть — в этом случае пешеходным сделают что-нибудь еще, Большую Никитскую какую-нибудь. Это работает.

Что работает еще? Да чего далеко ходить — накануне по телевизору показывали новую передачу Аркадия Мамонтова, теперь про геев, и в этой передаче он даже обозначает их словом «пидарас» — я передачу не смотрел, но почти дословно знаю все ее содержание из многочисленных пересказов в фейсбуке. Тот же самый принцип, что и со статьями Скойбеды, инициативами министра Мединского и прочими, того же порядка вещами. Разумеется, и это — тоже следствие Болотной, новый стиль пропаганды с победившим гопническим дискурсом в стиле ЖЖ середины нулевых. Тогда это было в комментах, теперь это в телевизоре и в самых популярных газетах.

И в этом, конечно, неприятно сознаваться, но воцарение гопничества в гуманитарной сфере произошло ровно по той же причине, по которой Кузнецкий мост стал пешеходным, а хипстер стал лучшим другом московской мэрии. Власть признала и удовлетворила некоторые потребности той части общества, которая заявила о себе в конце 2011 года.

И если с потребностью в «общественных пространствах» и «городской среде» все ясно, то потребность государственных медиа в хамстве, видимо, нуждается в каких-то пояснениях. Да, разумеется, Мамонтов нужен именно для того, чтобы Болотная смотрела его, картинно хватаясь за сердце, делилась бы впечатлениями в социальных сетях, а потом, довольная собой, ложилась бы спать, засыпая с этим сладким чувством — как все-таки ужасно жить в этой стремительно фашизирующейся атмосфере, как ужасно быть гонимым меньшинством, которое шельмуют с телеэкранов, и которое вот-вот будет растоптано безжалостной государственной машиной. Сквозь сон зрителю Мамонтова даже покажется, что хлопнула дверь подъезда — не «черный» ли это «ворон»? — но зритель Мамонтова все равно засыпает, потому что пронзительный статус в фейсбуке уже написан, а завтра рано вставать на работу — может быть, в РИА «Новости», или в «Гоголь-центр», или просто в какой-нибудь безымянный офис, богатеющий на коррупционных государственных подрядах. Все при деле и всем хорошо. Завтра в «Комсомолке» что-нибудь опять напишет Скойбеда, и можно будет опять — вечером, между работой и сном, попереживать по поводу стремительно сгущающихся над страной туч.

Создание класса игрушечных диссидентов — абсолютно плюшевых, абсолютно безобидных, но при этом свято уверенных, что это именно они противостоят жестокому путинскому государству — это, может быть, самый циничный и самый остроумный ход Кремля за последние полтора года. Пропагандистские телепередачи, колонки в «Известиях» и «Комсомолке», скандальные заявления самых одиозных депутатов — все это, очевидно, направлено только на одно — вот именно на создание уютного мира иллюзий, в котором предлагается жить всем, кто нуждается в переменах. Такой виртуальный лагерь потешных антиглобалистов, наподобие того, какой устраивали когда-то Илья Пономарев с Валентиной Матвиенко. Когда путинские времена пройдут, нас ждет волна очаровательных мемуаров (что-то типа книги «Подстрочник») о том, как тяжело жилось, когда по телевизору показывали Аркадия Мамонтова.

На самом деле, право на такие мемуары пока заслужили очень немногие — сидящие в тюрьмах или ожидающие тюрьмы. Те, о ком Мамонтов, кстати, передач не снимает. Но что-то подсказывает, что они-то как раз никаких мемуаров и не напишут. Почему-то.