Как предавали Россию - Николай Стариков Страница 68

Однако по поводу французских заигрываний царь соглашается с предложением министра Гирса, «не доверяя слепо дружеским заверениям и шумным проявлениям симпатии», сохранить «наилучшие отношения с французским правительством. и в то же время не связывать себя никаким формальным соглашением или писаным договором». Чтобы понять степень «серьезности» франко-русского консультативного пакта, его надо просто почитать. Сэкономить время нам поможет цитата русского премьер-министра Витте: «Итак, политическое соглашение было достигнуто между двумя странами в августе 1891 года. Оно предусматривало «утверждение сердечного согласия» между двумя государствами, консультации в случае угрозы миру и обязательства договориться о совместных мерах защиты и возможного контрнаступления».

Иными словами, Россия и Франция всего лишь договорились в случае подготовки войны между ними и Германией консультироваться и начать переговоры о возможных совместных действиях. Говоря человеческим языком — не договорились ни о чем! Зачем же надо заключать такие пустые договоры? Каждая из сторон ловила свою выгоду. Французы начали трубить о наличии договоренности в надежде окончательно поссорить Россию с Германией. Любой, самый паршивенький договор для них — лишь первая ступенька в будущей лестнице, ведущей к Первой мировой войне и заветному реваншу. У русского руководства свой резон. Дело в том, что все соглашения франко-русских переговоров были строго секретными и правительство Александра III даже специально предупреждало французскую сторону, что в случае утечки оно будет считать союз несуществующим. Следовательно, немцы точно не будут знать о содержании документов. Они не знают, что такой убогий договор ничего не стоит. Это может вызвать серьезное беспокойство в Берлине и усилить желание немцев вновь подружиться с нами. Таким образом, русско-французский союз был нужен для предотвращения агрессии Германии против Франции и против нас самих. В 1890 году, как раз накануне сближения Петербурга и Парижа, Англия уступила немцам остров Гельголанд в Северном море, запиравший немецкий флот в своих бухтах, в обмен на Уганду, Виту и Занзибар. Это очень тревожный признак. Англичане ведь всегда убирали конкурентов чужими руками. Вот и сейчас, похоже, начинают подталкивать Германию напасть на Россию. Поэтому и основное назначение договора с Францией — это обратить внимание Германии на Россию. Показать ей гибельность выбранной новым кайзером Вильгельмом политики. Русско-французский пакт нужен был Александру III не сам по себе, а лишь как средство давления на немецкое руководство. Вот отсюда и появляются тайные договоры «ни о чем».

Прагматичный до мозга костей император готов подписать ни к чему его не обязывающий документ, если этого так хочет французская сторона. Почему? Да просто потому, что с момента, когда Германия прикрыла свои финансовые рынки, с 1887 года Россия стала регулярно получать займы от парижских банкиров. В обстановке постоянного дефицита кредита внутри России французский капитал становился одним из главных источников финансирования. Хотят кредиторы такой договор — чего ж не подписать, пусть им просто будет приятно.

Однако Германия продолжает сближение с англичанами, и в этой обстановке царь начинает понемногу уступать напору французской дипломатии, страстно желающей подписать что-нибудь более весомое. Дело в том, что сам факт консультаций России и Франции вовсе не гарантировал нашего вступления в борьбу за чужие интересы. Уж больно прагматичен был император Александр III. Он мог подписать что угодно и с кем угодно, но выполнять собирался только те документы, что были выгодны его державе! В марте 1892 года, когда генеральные штабы двух держав обсуждали цифры и подробности возможного военного альянса, французы предложили России выставить против Германии армию в 800 тысяч солдат. В ответ на это император предложил заявить Франции, что «в принципе мы соглашаемся на его предложение, сохраняя за собой, однако, право не присоединяться к военным действиям вплоть до того момента, когда мы найдем это удобным». В общем, мы, конечно, ваши союзники, дорогие французы, но воевать с немцами за вас не будем. Может, как-нибудь потом, «когда мы найдем это удобным». В таком варианте этот союз был для России не опасен.

Французы начинают нервничать. Только после годичных проволочек, вызванных русской стороной, 5 (17) августа 1892 года на свет появился Проект военной конвенции.

Это был уже серьезный документ. «Если Франция подвергнется нападению со стороны Германии или Италии, поддержанной Германией, Россия употребит все войска, какими она может располагать для нападения на Германию. Если Россия подвергнется нападению Германии или Австрии, поддержанной Германией, Франция употребит все войска, какими может располагать для нападения на Германию», — гласил он. Об этом вы можете прочитать в любой книге. Все, казалось бы, ясно, царь сделал свой выбор, и у России появился союзник. Нет, не спешите. О главном в книгах не напишут, иначе вся идиллия франко-русского согласия покажется вымученной и странной.

Чтобы конвенция вступила в силу, монарх должен был ее ратифицировать. Вот об этом историки говорить очень не любят. Им ведь никак не объяснить, почему так «желавший» франко-русского союза император не подписывал его основополагающий документ. Александр III тянул с подписанием военной конвенции почти полтора года! Без видимых к тому причин, без объяснений. Просто — думал. Может, что-то чувствовал, но, скорее всего, просто свободно маневрировал на политическом поле Европы.

И наконец русский царь принял решение.

Письмо министра иностранных дел России Гирса послу Франции в Санкт-Петербурге Монтебелло:

«Изучив по высочайшему повелению проект военной конвенции, выработанный русским и французским генеральными штабами в августе 1892 года, и представив мои соображения императору, я считаю долгом сообщить Вашему превосходительству, что текст этого соглашения в том виде, как он был в принципе одобрен его величеством и подписан ген. — ад. Обручевым и дивизионным генералом Буадефром, отныне может рассматриваться как окончательно принятый в его настоящей форме. Оба генеральных штаба будут иметь, таким образом, возможность периодически сговариваться и обоюдно обмениваться полезными сведениями. С. — Петербург, 15/27 декабря 1893 г».

Заждавшиеся французы с ответом не медлили.

Письмо посла Франции в Петербурге Монтебелло министру иностранных дел России Гирсу:

«Я получил письмо, которое Ваше превосходительство соблаговолили адресовать мне 15/27 декабря 1893 г. и которым Вы извещаете меня о том, что, изучив по высочайшему повелению проект военной конвенции, выработанной русским и французским генеральными штабами, и доложив императору все свои соображения, Вы сочли долгом уведомить меня, что это соглашение, в том виде, как оно было в принципе одобрено его величеством и как его подписали в августе 1892 года уполномоченные для этой цели правительствами соответствующие представители сторон: — ген. — ад. Обручев и дивизионный генерал Буадефр, может отныне рассматриваться как окончательно принятое. Я поспешил известить об этом решении свое правительство, и я уполномочен заявить Вашему превосходительству, с просьбой довести это решение до сведения е. в. императора, что президент Республики и французское правительство также рассматривают вышеупомянутую военную конвенцию, текст которой одобрен той и другой стороной, как подлежащую выполнению. В силу этого соглашения оба генеральных штаба теперь будут иметь возможность периодически сговариваться и обоюдно обмениваться полезными сведениями. С. — Петербург, 23 декабря 1893 г/4 января 1894 г.».