Настольная книга сталиниста - Юрий Жуков Страница 67

— Вернёмся к Сталину, почему все-таки к нему не ослабевает интерес?

— А сколько книг о Сталине было при Сталине? Раз, два — и обчёлся. Потом — хрущевский период замалчивания. А потом, с началом перестройки, когда вновь покатили все бочки на Сталина, пошли одна за другой книги. И сегодня о нем говорят, пишут, снимают фильмы. Плохие, хорошие, но в подоснове лежит одно: понимание того, что Сталин выражал национальные интересы страны. Он был по-настоящему великим государственным деятелем. Я бы сказал, что в нашей истории было два таких человека: Пётр Первый, который начал вытаскивать Россию из болота, и Сталин, который повторил этот подвиг Геркулеса. Люди — антисталинисты, сталинисты — как бы внешне ни оценивали его, ругали или захваливали, придумывали «за» и «против» него, всё равно не могут понять, что в XX веке нашей страны не было бы, если бы не было Сталина. Раздавили бы. И только потому, что он сделал всё, чтобы страна устояла во время войны и победила, а после войны страшной ценой, отказом народа от повышения жизненного уровня создал ядерное оружие (1949-й — атомная бомба, 1953-й — водородная). Создание авиации дальнего действия — стратегических бомбардировщиков, ракет — это же всё начало создаваться при нём. Не было бы нашей страны, уничтожили бы раньше, чем её разорвали в клочья партократы в 1991 г.!

Меня это потрясло. Живёшь в стране, и вдруг тебя лишают этой страны — только шизофреник может к этому отнестись нормально. И я попытался сначала для себя понять, как мы смогли к этому прийти. Начал я с 1960-х гг., вижу — не получается. Стал смотреть послевоенные годы — тоже, все концы уходят глубже. И мне пришлось идти все время как бы назад и дойти до 1930-х гг. На счастье, как-то я сидел в бывшем партархиве, и вдруг с огромным мешком рассекреченных протоколов Политбюро идет мой однокашник по Архивному институту. И я воспользовался этим моментом и первым прочитал их подряд. Я не думал тогда о Сталине, но вдруг увидел, что Сталин никогда не был единоличным правителем, всегда были три-четыре человека. При этом там же сохранились листочки голосований — кто «за», кто «против», оригиналы документов, которые подавались…

— Неужели Сталин был демократическим руководителем?

— Ох, хорошо бы, чтобы у нас сегодня были такие люди. Мы ничего не знаем о том, как функционировала наша власть. Как-то мне довелось почти месяц работать с Микояном в Кремле, я как журналист, а он — автор. Это было в 1972 г. Он все время ехидно подсмеивался, говоря, что я хоть и историк, но ничегошеньки не знаю. Я соглашался, а он мне рассказывал массу необыкновенного, подтверждение чему много лет спустя я нашел в архивах. И это перевернуло мои представления о власти. Никто никогда всерьез не говорил о том, как сконструирована, как действует наша власть. Не положено было раскрывать такие вещи при Сталине. При Хрущеве, наоборот, старались чернить, мазать погуще дегтем все, что было до Никиты Сергеевича. А потом — гробовая тишина. Но главные документы были закрыты. И когда я их прочитал, то, как Колумб, для себя открыл новый континент. При этом я постоянно сличал: вот приняли такое решение, а что писали газеты, политические и литературные журналы, а что писалось в книгах? Мно-гие любят говорить, что эти документы — подделка, один мне даже сказал, что вот недавно сели и все документы подделали. Но мне неудобно было ему объяснять, что тонны документов подделать невозможно, есть и почерк, и старение бумаги, и прочее, и даже литературные обороты, термины, которых сегодня уже не встретишь ни у кого. Все это достоверно.

Когда я работал в архиве, то стал сопоставлять, что же мы придумали про кровавый, тоталитарный режим и что на самом деле было. Вот это меня и заставило сначала для себя написать книгу «Иной Сталин», при этом я долго советовался с женой, она мне говорила, что еще рано, что нужно, чтобы прошло поколение, чтобы все окончательно забыли. Но меня это глодало, и я не мог не написать, мне было не важно, будет она опубликована или нет. Вот повезло, издательство ухватилось, опубликовало колоссальным, по нынешним меркам, тиражом.

— А какой отклик ваша книга с, прямо скажем, удивительными открытиями вызвала в научном мире?

— К сожалению, никакого. Тишина.

— Надеюсь, что мы нарушим эту тишину.