Воруют! Чиновничий беспредел, или Власть низшей расы - Максим Калашников Страница 62

Процитирую «Дуэль»: «Возьмем теперь госбюджет. Сколько проклятий было обрушено на головы большевиков и КПСС за «пьяные» бюджеты начиная с середины 1970-х годов. Но что мы видели в царской России? Вот «Статистические ежегодники России» (под редакцией директора Центрального статистического Комитета МВД H.H. Белявского) за 1908–1913 годы, ежегодники мировой статистики С. Запа «Социально-политические таблицы всех стран мира» издательства «Сотрудничество» (Москва).

Итак, за 1908–1913 годы общие суммы доходов, поступивших в бюджет, составили 14 987 млн руб. В том числе доходы от водочной монополии: 3993 млн руб. (26,64 %). Прямые налоги: 1115 млн руб. (7,44 %). Косвенные налоги: 3111 млн. руб. (20,76 %), пошлины: 943 млн руб. (6, 29 %)…»

Как видите, в среднем годовой бюджет царской России на излете ее истории был маловат: всего 3 млрд рублей в год.

Входить в Первую мировую все еще технически и промышленно отсталой, на 80 % крестьянской и средневековой России было смертельно опасно. Откроем статью И. Маевского «К вопросу о зависимости России в период Первой мировой войны» («Вопросы истории», 1957, № 1, с. 69–77)

«…То же самое можно сказать и о производстве стали, которой приходилось в России в 1913 году на душу населения в 11 раз меньше, чем в США, в 8 раз меньше, чем в Германии, в 6 раз меньше, чем в Англии, в 4 раза меньше, чем во Франции. Добыча каменного и бурого угля на душу населения была в 26 раз меньше, чем в США, в 31 раз меньше, чем в Англии, в 15 раз меньше, чем в Германии, и в 5 раз меньше, чем во Франции. Намного отставала Россия от передовых капиталистических стран и по переработке хлопка. В 1911 году его приходилось на душу населения всего лишь 5,6 фунта, или в 8 1/2 раз меньше, чем в Германии и Франции, и почти в 2 раза меньше, чем в Австро-Венгрии.

Объем промышленного производства России с 1860 по 1913 год увеличился в 10,5 раза, в то время как в Германии – только в 6 раз, во Франции – в 3 раза, в Англии – в 2,5 раза, в США – в 6 раз [ «Vierteljahrshefte zur Konjunkturforschung». Sonderheft 31. 1933]. Тем не менее в предвоенный период Россия оставалась «невероятно, невиданно отсталой страной, нищей и полудикой, оборудованной современными орудиями производства вчетверо хуже Англии, впятеро хуже Германии, вдесятеро хуже Америки» (В.И. Ленин. Соч. Т. 19. С. 261)…»

Гм-м, с такой экономикой соваться в Первую мировую войну для России было смертельно опасно. Прав был премьер Столыпин, когда говорил о недопустимости втягивания страны в большой европейский конфликт. Нужно было еще добрых четверть века избегать войны, занимаясь подъемом народного хозяйства России. Причем такая работа потребовала бы от русских и крайнего напряжения сил, и прохождения через опаснейшие «перевалы».

В ответ плакальщики по «России, которую мы потеряли» поднимут возмущенный вой и начнут потрясать в воздухе цифрами небывалого роста экономики при Николае Втором. Дескать, в 1893–1900 годах среднегодовой прирост промышленной продукции составлял 9 %, а в 1908–1913 годах – 8,8 %.

Но цифры – вещь лукавая. Вполне можно представить себе через энное число десятилетий каких-нибудь будущих плакальщиков, что станут вопить: при Путине, мол, экономика росла на 7–8 % в год! Как жили-то мы хорошо! Сколько покупали автомашин на душу населения, сколько строили, по 150 миллионов мобильных телефонов держали! Да только мы с вами прекрасно знаем цену тому «росту». «Росту», при котором погибали самые высокотехнологичные и наукоемкие предприятия, деградировало образование, вымирали кадры ученых и инженеров. Что сей «рост без развития» был нездоровым и некачественным, сырьевым. Что в его ходе оборудование и инфраструктура страны превращались в рухлядь.

Так что цифры цифрами, а есть истинная картина. На самом-то деле отставание России от Запада увеличивалось. Да, потенциально огромные возможности для развития у нашей страны в начале XX века были: в ее деревнях еще жило несколько десятков миллионов славян (среднеазиатов мы не считаем), ведущих жалкое натуральное хозяйство. Несколько десятков миллионов нищих, способных потратить на товары не более нескольких рублей в год. Вы вспомните картины некоторых сел: бесштанные босые дети, одна пара сапог на несколько сыновей, курные покосившиеся избы, крытые соломой. Но для того чтобы развиваться, нужно было примерно миллионов двадцать народу согнать с земли и направить в города. Да еще этих же людей сделать рабочими на заводах и фабриках, строителями, железнодорожниками, трактористами и шоферами. Цифру в 20 миллионов мы не с потолка берем: с 1913 по 1953 год доля городского населения России/СССР выросла с 15 (некоторые говорят о семнадцати) процентов до 33 %. Да, еще нужно было построить для этих переселяемых миллионов достаточные объемы жилья. (Для справки: в Англии времен наполеоновских войн доля горожан в населении составляла 23 %, в Португалии – 17 %.)

То есть царской России в таком случае пришлось бы выполнить ту же программу, что и Советам. А вот получилось бы это без больших потрясений и сверхжесткого политического режима? Ведь для таких шагов нужна была огромная государственная воля. А мы знаем, что царская Россия, повинуясь желаниям французских и английских кредиторов, ринулась в войну – в войну за чужие интересы. Вместо того чтобы заключить пакт с Германией. Как видите, воли у российских верхов для проведения истинно русской внешней политики не хватило.

Отсталость романовской России с началом Первой мировой стала очевидной донельзя. 19 ноября 2001 года журнал «Эксперт» в статье «Памяти КЕПС» писал:

«…Известный историк науки и техники Алексей Кожевников, ныне работающий в США, отмечает, что для представителей российской научно-технической элиты четырнадцатый год стал своеобразным часом X: «Планы мобилизации индустрии в военное время не были разработаны. Во многих отраслях доминировали западные инвесторы, ориентированные, естественно, на ввоз своих технологий и ноу-хау, а не на независимое развитие местных исследований, разработок и экспертизы». Курс на закупку и копирование зарубежных инноваций привел к тому, что, как пишет генерал А. Малиновский, ответственный за снабжение российской армии в Первую мировую, «Германия, обеспечивающая военными технологиями весь мир, включая Россию, получила от нас приличные инвестиции на развитие собственной милитаристической базы». Г-н Малиновский с сожалением отмечает, что только после того, как было затрачено 300 млн рублей на закупки импортных автомобилей для армии (тогда наряду с авиацией, химией, радио и оптикой автомобили, безусловно, относились к сфере high-tech), чиновники всерьез задумались об организации собственного автопроизводства. Крупный химик Владимир Марковников, в 1914 году анализируя статистику внешней торговли, обнаружил, что «национальная индустрия способна производить только самые примитивные химические продукты, остальное приходится импортировать», и призывал русскую промышленность «простимулировать развитие нашей химии в правильном направлении». Владимир Вернадский уточнял, что «лишь 31 из 61 необходимого экономике химического элемента добывается и производится в России».

Даже такая «традиционная» сфера, как производство текстиля, оказалась полностью зависимой от импортных поставок синтетических красок и даже соды. Историк Ольга Елина пишет, что не только «оружие, боеприпасы, машины, всевозможные химические продукты, но и даже такие на первый взгляд абсолютно «русские» товары, как пенька, сноповязальный шпагат и мешковина, закупались на Западе». Кроме того, с началом войны Россия осталась без минеральных удобрений, оптических стекол, измерительных приборов.