Месть географии. Что могут рассказать географические карты о грядущих конфликтах и битве против неизбежного - Роберт Д. Каплан Страница 61

Сложилась определенная модель поведения. Земледельческой цивилизации Китая при ее оседлом образе жизни приходилось постоянно создавать защитное буферное пространство, которое отделяло бы ее от кочевых народов с более засушливых возвышенностей, окружающих ее с трех сторон, от Маньчжурии до Тибета [309]. [310]С такой же исторической проблемой столкнулась и Россия, ведь ей тоже нужна была такая буферная зона. Но в то время как Россия распростерлась на 11 часовых поясов, имея относительно низкую плотность населения, Китай с древних времен был гораздо более компактно и густо населен. Поскольку поводов бояться вражеских вторжений у Китая было меньше, он стал более миролюбивым государством. Тем не менее в Поднебесной зарождались династии, отличавшиеся энергичностью и агрессивностью. При династии Тан, периоде наивысшего могущества страны, в VIII в., военное ремесло прогрессировало и развивалось наравне с литературой и искусством. Армии династии Тан воевали по всему пространству между Монголией и Тибетом, установив контроль над территориями всей Центральной Азии до самого Хорасана на северо-востоке Ирана. Наступил золотой век для Шелкового пути. Наряду с этим императоры Тан вели войны с тибетцами на юго-западе с помощью тюрков-уйгур с северо-запада. Основным принципом всегда было не сражение со всеми противниками сразу, а маневрирование между этими народами степей. На самом деле военные были всего лишь одним из инструментов Танского государства. «Конфуцианская доктрина, — пишет британский историк Джон Кей, — сформировавшаяся в эпоху Сражающихся царств и частично являющаяся реакцией на нее, предполагала твердый контроль гражданских в военных вопросах». [311]Среди «предметов гордости старого Китая», по словам Фэрбэнка, был «обоснованный пацифизм», поскольку одной из конфуцианских идей государства являлось «правление при помощи добродетели». [312]Этот пацифизм, как говорят историки, иногда считают причиной того, почему, как только Китай вторгался в районы пастбищ и плоскогорий, кочевники тут же, в свою очередь, отвечали тем же — вторгались на территорию Китая. В 763 г. тибетская армия фактически разграбила столицу Танского Китая Чанъань (Сиань). Но что более важно, династии Цзинь, Ляо и Юань — каждая из которых родом с северных пастбищ — на протяжении всего Средневековья олицетворяли военную агрессию против Поднебесной со стороны Внутренней Азии. Наряду с этим коренные династии Сун и Мин, при всей революционности их военных технологий, не сумели вернуть под свой контроль степные территории. Внутренняя Азия, простирающаяся от Тибета и Восточного Туркестана через всю Монголию до дальневосточной границы с Россией, была отвоевана только при маньчжурской династии Цин, уже в XVII–XVIII вв. (Именно в этот период были сформированы границы многонациональной территории, которую сегодня контролирует китайское государство, равно как и представления о них; Тайвань был присоединен в 1683 г.. [313]) Одним словом, Китай приобрел континентальные масштабы благодаря своим постоянным контактам с центральной частью Азии, которая частично входит в маккиндеровский «Хартленд», что и определяет политические реалии современного Китая.

В самом деле, вопрос теперь состоит в том, смогут ли ханьцы, крупнейшая на сегодняшний день этническая группа КНР, составляющая более 90 % населения и расселенная в основном на территории пахотных земель «внутреннего Китая», постоянно поддерживать максимально стабильный контроль над живущими на периферии тибетцами, тюрками-уйгурами и жителями Внутренней Монголии.

Между тем КНР сейчас достигла пика своей континентальной мощи, хотя раны, нанесенные ей территориальными притязаниями Европы, России и Японии, по историческим меркам Китая, еще очень свежие. В XIX в., когда Китай династии Цин переживал экономические трудности, страна потеряла значительную часть своей территории — зависимые южные территории Непала и Бирмы отошли к Великобритании, Индокитай — к Франции, Тайвань и зависимые территории Кореи и Сахалина — к Японии, а Монголия, Амурский край и Уссурийский край — к России [314]. [315]В XX в. Япония захватила полуостров Шаньдун и Маньчжурию в самом сердце Китая. И все это случилось вдобавок к унизительным соглашениям об экстратерриториальности, навязанным Поднебесной в XIX–XX вв., согласно которым западные государства устанавливали контроль над частью крупных городов Китая.

А теперь мы переместимся в 1950-е гг., когда в средних школах КНР стали появляться карты Большого Китая, включавшего все эти потерянные территории, а также Восточный Казахстан и Кыргызстан. Мао Цзэдун, который впервые со времен расцвета династии Цин сумел объединить континентальный Китай, очевидно, ратовал за полное возвращение в состав его государства земель, исторически к нему относящихся, но находящихся под контролем другого государства. Он как личную трагедию воспринимал раны страны, бывшей когда-то огромной империей и существовавшей веками, — раны, нанесенные унижениями, которые ей довелось познать в недавнем прошлом. [316]Учитывая те потрясения и тяжелые испытания, с которыми Поднебесная столкнулась в своей истории, это — один из тех недостатков в рассуждениях Мао, который мы, вероятно, могли бы простить ему. И пусть правители Китая во втором десятилетии XXI в., может, и не так бессердечны в своих взглядах, как Мао, но они всегда помнят китайскую историю. Современные государственные границы включают Маньчжурию, Внутреннюю Монголию, Восточный Туркестан и Тибет — то есть все прилегающие плоскогорья и пастбища. Но, несмотря на это, правительство страны сегодня предпринимает целый ряд стратегических шагов, которые демонстрируют миру такое представление о Китае, которое выходит далеко за пределы территории Поднебесной даже при династии Тан в VIII в. и при династии Цин во времена самого мощного расцвета страны в XVIII в. Китай — это государство с самым большим населением и наиболее динамично развивающейся экономикой в мире, которое распространяет свое территориальное влияние в основном посредством торговли. При правлении последней из великих китайских династий — окрестившей себя коммунистической, хотя и являющейся на самом деле капиталистической и авторитарной — Китай, по сути, чрезвычайно настойчиво стремился к еще одному золотому веку империализма. И есть в этом определенная ирония, ведь китайские правители считают себя великодушными, терпимыми и заслуживающими свою власть благодаря, используя термин династии Хань, небесному предопределению — «Небесному Мандату». [317]